Кроме коз, плывут, как я говорил, и кабаны. На Уссури их чрезвычайно много. Разъезжая по полям, мне случалось видеть большие пространства, почти сплошь изрытые кабанами, и так, что пахота уссурийского казачества иногда бледнеет перед пахотой кабанов; да и казак сам обыкновенно не выдерживает: «Вот, паря, где пахать-то! Ишь, кабан напахал, взборонил, да и сей, пахать не надо!» Ну и бьют же этого кабана, разорителя хлебных запасов: случалось, что гольды в день убивали по десятку кабанов. Казаки, как люди, занятые по хозяйству, бьют их поменьше, но все-таки в достаточном количестве, чтобы осенью питаться кабаниной вперемежку с рыбой и на зиму запастись кабаньими окороками.
Вот, следовательно, два подспорья для пищи казаку на Уссури. Говоря о рыбной ловле, я упустил еще один способ ловли: именно перегораживают реку плетнем, ставят морды и таким образом собирают и весной, даже зимой немало рыбы. Обыкновенно это делается либо на побочных речках, либо на некоторых протоках, и пойманная таким образом рыба помогает казакам пропитаться.
Третье подспорье, и самое важное, есть огородничество, для которого уссурийские климатические условия, по-видимому, представляют много удобства. Почва бесспорно благодатная, а климат, сырой и теплый, донельзя способствует развитию огородничества. Места требуется немного, и хоть расчистка требует больших трудов (так как деревни расположены по берегу Уссури, а береговая полоса по преимуществу лесиста), но зато раз приготовленный огород становится кормильцем семьи. В то время, когда новый хлеб еще не поспел, а амбар давно уже опустел, старый же хлеб продается по два рубля за пуд (я говорю по 1865 г.) и все деньги, вырученные на телеграфных работах, давно уже потрачены на покупку хлеба, тогда являются спасительные овощи, которые на Уссури поспевают очень рано: в июне ими питалась уже большая часть населения, и несмотря на то, что картофель ели чуть ли не всё лето, все-таки осенью он продавался по 60 коп. за пуд. Капуста завивается в огромные вилки. И вообще, если овощи на Уссури не берут качеством, они слишком водянисты, — зато берут количеством, родятся в изобилии. Казачество поняло всю важность огородов и хотя не рассталось с привезенной из Забайкалья небрежностью в уходе за овощами, зато, по крайней мере, увеличило свои огороды. За Байкалом многие причины мешали развитию огородничества, и самая главная, конечно, была та, что в овощах не очень нуждались; хлеба было довольно (увы! в нынешнем году цены на хлеб — и в Чите уже не падают ниже 1 р. 90 к., около Нерчинского завода держатся на 2-х руб., в других местах не падают ниже рубля, и это там, где хлеб бывал от 20 до 50 коп., мясо тоже; а между тем огород требует много, много труда, что казачки очень не любят). Здесь же на Уссури и самая работа на огороде легче, да и нужда заставляет, и потому огородничество идет здесь гораздо успешнее. Наконец, овощи важны еще тем, что дают возможность заработать деньгу, так как их берут на пароходы; кроме того, живущие в станице Казакевичевой служащие (казачьи офицеры, командиры пароходов, а теперь телеграфные чиновники) и купцы осенью делают себе запасы овощей на Уссури, так как эта станица не в состоянии сама удовлетворить всех местных потребностей.
Всё население на Уссури терпит большой недостаток в деньгах. Они нужны на покупку соли и на обзаведение одеждой, так как прежде за Байкалом одежда дешево доставалась, «дабы» (китайки) продавались дешево, 90 коп. — 1 руб. за кусок, а тут нужно за ту же дабу заплатить 2 р. 50 коп., иногда и 3 р. Понятно, что при этих условиях возделывание конопли и льна было за Байкалом в самом младенческом состоянии: холст носили большею частью пеньковый, самый грубый, нуждались даже в нитках, и в одежду всюду употреблялась даба. Теперь хватились за ум, стали сеять коноплю и лен и перестали бросать на ветер семена конопли и льна, выдававшиеся казной; а то, например, мне случалось слышать жалобы на то, что «по Усуре» конопля плохо родится. Зная, что это чистейший вздор (вспомните хоть то, что я писал про коноплю у маньчжуров на Амуре), видел сам прекрасные урожаи конопли, слышал то же от хороших хозяев, я интересовался иногда взглянуть, где посеяна конопля: оказывается, что в поле, на земле, уже истощенной посевами нескольких лет, иногда даже глинистой. То же повторялось и со льном, многие забайкальцы не знали даже, каков он родится, и почти не знали, что делать с семенами льна[119], данными из казны. Теперь, когда увидели казаки, чего стоит дáба, а одежда, привезенная из Забайкалья, поизносилась, теперь только (в 1865 году) начинают они сеять коноплю и лен, и последний дает урожай на славу. Девушки принялись теперь на посиделках за пряжу и меньше чем прежде зевают до истерики, распевая при пламени лучины свои песни, самые безобразные переделки русских песен и романсов как относительно слов, так и относительно напевов. Старухи тоже пособляют им, ведя бесконечные, пересыпанные вздохами, разговоры о своей действительно благодатной родине, вспоминая о всевозможных горестях, трудах, страхе, которыми сопровождалось их плаванье по Амуру, — мели, протоки, камни на Шилке и т. д. Соль, одежда, чай, наконец, без которого забайкальцу жизнь немыслима, вот главные предметы заботливости казака, даже обеспеченного хлебом, а в прошлом году и о покупке хлеба еще нужно было подумать. У женщин еще наряды! При всей бедности уссурийского казачества молодежь женского пола жаждет нарядов, и прибавлю, очень слабое имеет понятие о женской чести.
119
Трудно представить себе, до чего доходила в Забайкалье замкнутость отдельных речных областей лет десять тому назад; только постоянно встречая теперь ее остатки и выслушивая рассказы старух про то, какой страх наводила недавно поездка хоть в Читу, можно составить себе приблизительные понятия об этой замкнутости.