– Ничего, все нормально, – улыбнулся он. – Я должен был заранее тебе все объяснить. Просто меня распирало от радости.
– Она так счастлива!
Супруги еще некоторое время понаблюдали, как Соноко играет с кошкой.
– И все же ты понимаешь, что это означает? – Профессор допил чай. – Я смогу запатентовать эту методику клонирования кошки. Мы сможем производить и продавать кошек, абсолютно лишенных аллергенов.
– Только сильно не зазнайся! – рассмеялась жена.
– Я могу написать об этом диссертацию… – Он задумчиво коснулся пальцем губ.
– О! Вспомнила! Завтра вечером я иду играть в маджонг. – Она налила мужу еще чаю. – Сможешь вернуться пораньше, чтобы присмотреть за Соноко?
– Конечно, – ответил Канда, сдувая пар над чашкой.
– Отлично, дорогой! – И она снова пожала ему руку.
Следующий рабочий день профессор провел в прекраснейшем расположении духа. Дел на факультете было мало, поскольку начались зимние каникулы, и большинство сотрудников просто являлись на работу и убивали время в ожидании О-сёгацу[104]. Бо́льшую часть дня Канда выполнял различные административные обязанности, которыми был обременен в университете. Обыкновенно эта часть работы его раздражала, но сегодня он пребывал в приподнятом настроении.
– Боб, можешь включить для нас какую-нибудь музыку?
– Почему бы нет, профессор. Конечно, могу. Что бы вы хотели услышать?
– Что-нибудь новогоднее.
– Вот, есть популярный рождественский плейлист…
Они проработали в лаборатории, пока не настало время уходить.
– Счастливого Рождества тебе, Боб! – Профессор снял белый халат.
– Счастливого Рождества, профессор!
– Я иду домой. Если что случится, ты знаешь, как со мной связаться.
– Хорошо. Ах да, профессор… Как вы распорядитесь насчет кошки?
– Можешь от нее избавиться. – Он подхватил портфель и, весело насвистывая «Jingle Bells», покинул лабораторию.
Боб поглядел на кошку в клетке. «Избавиться». Боб уловил в этих словах зловещую двусмысленность, однако предпочел интерпретировать их в соответствующем дате праздничном ключе.
– Свобода – на мой взгляд, хороший рождественский подарок, верно? – Боб открыл дверцу клетки, вынул оттуда кошку и бережно вынес ее из здания факультета естественных наук. Во дворе опустил животное на землю и проследил взглядом, как она устремилась в сторону пруда Сансиро.
– Веселого Рождества! – пожелал Боб, конкретно ни к кому не обращаясь.
Затем дунул в свою праздничную дуделку и вернулся в лабораторию.
– Я на воле! – Здорово! Беги сюда!
– А где ты? – Здесь! А ты где?
– Бегу через парк! – Поторопись! Мне дали молоко и рыбу!
– Я сейчас! Смотри все не съешь! – Не могу ничего обещать…
В темноте кошка с легкостью запрыгнула на каменную садовую ограду.
Сверху было видно, как из окна льется свет. Кошка различала внутри дома саму себя – она точила когти о коврик возле сдвижной прозрачной двери, но в то же время чувствовала себя снаружи, на холоде.
Кошка оглядела тщательно ухоженный сад, покрытый снежным покрывалом. Недалеко от дома имелся небольшой пруд с перекинутым через него легким мостиком. Несомненно, всех карпов кои оттуда на зиму повынимали. Клены стояли голые, их ветви тоже были покрыты снежной пудрой, равно как и фигурки Будды, расставленные там и тут.
Соскочив со стены, кошка побежала по нетронутому белому полотну к входной стеклянной двери.
В то же самое время кошка внутри дома подошла вплотную к стеклянной двери и уставилась наружу, во мрак. Из этого мрака внезапно проявилась кошка и посмотрела на саму себя, сияя в свечении собственных глаз.
И вот две кошки стояли друг перед другом, разделенные стеклом – границей света и тьмы. Два идеальных отражения самих себя.
– Привет! – Все же пришла?
– Ну, разумеется, пришла! – Заходи внутрь.
– А как мне попасть туда? – Не знаю. Наверняка есть другой вход.
– А ты можешь выйти наружу? – Пока не разобралась как.
– Черт! Тут масляноголовый! – Где? А, не обращай внимания. Он ничего.
– Что у него в руке? – Что-то зеленое. Он это пьет.
– Поосторожней бы он… – Ай! Горячо!
– Пролил прямо на тебя!.. – Клдазмржыклдж…
– Что?! Ты в порядке? – ЛкдыКДЛРЫврудкл…
– Эй! Что с тобой?! – …
104
Примечание Ф. Д.: Oshogatsu (О-сёгацу) – период с 1 по 3 января, когда большинство обитателей Токио возвращаются в родительский дом, чтобы провести новогодние праздники в кругу семьи. Это общенациональный праздник, имеющий ощутимые последствия: 1) цены на поездки в провинции резко возрастают, и транспорт бронируется нарасхват; 2) в Токио становится намного тише и спокойнее благодаря тому, что его молодые работники разъезжаются по отчим домам.