– Ладно, неважно, – отмахивается Вада и снова поворачивается к Ямадзаки. – А тебе-то зачем? Почему интересуешься?
– Просто так, – отвечает тот и продолжает с самым что ни на есть невинным видом попивать пиво.
– Чего-то ты слишком подозрительно себя ведешь, – вскидывает бровь Вада и сверлит Ямадзаки взглядом.
– Что? Да ничего подобного!
– Ты явно что-то скрываешь.
– Ну, скажешь тоже! – фыркает носом Ямадзаки.
Наступает пауза. Наконец Ямадзаки сдается, берет в руки свою наплечную сумку и извлекает из нее небольшую пачку листов формата А4, скрепленных степлером и исписанных на английском.
– Дай хоть посмотреть! – тянется Вада за листами, которые приятель успевает отдернуть на недосягаемое расстояние.
– Руками не смотрят! – резко говорит Ямадзаки, выуживая из кармана куртки позолоченные очки для чтения и нацепляя их на нос.
– Ну давай! Что там такое? – Вада нетерпеливо постукивает кончиком пальца по бокалу.
Даже Тентё вскидывает брови.
Ямадзаки прочищает горло и с изумительным английским выговором читает:
– Ниси Фуруни… Copy Cat… Переведена Фло… секундочку… Как это прочитать?
Он показывает это место Ваде, и тот, прищурившись, пытается разобрать:
– Дан… Дан… О! «Подземелья и драконы»![110] – корчит он потешную гримасу.
– Да ничего подобного! – отмахивается Ямадзаки.
– Ну куда уж мне? – ворчит Вада. – Я ж по-английски не разумею! А зачем ты вообще это сюда принес?
– Угадай, Вада! Ну же, включи мозг: я знаю, он у тебя есть.
Тэнтё хихикает за стойкой.
Вада сосредоточенно морщится:
– Сейчас… А где ты это нашел?
– У себя в тачке, – отвечает Ямадзаки. – И все же… Ниси Фуруни. Ничего у тебя в памяти не всплывает?
– Точно! – Лицо у Вады озаряется. – Это же… Это…
– Ну да! Предок нашего Таро, – не выдерживает Ямадзаки. Он снимает очки и убирает в футляр. После чего испускает тяжкий вздох: – Ну наконец-то, допёрло!
– Так, а как это оказалось у тебя в такси? – спрашивает Вада.
– Забыл один из пассажиров. Забавный такой с виду иностранец.
– И ты собираешься сдать это в бюро находок таксопарка? – уточняет Вада.
– Сперва хотел сдать, – кивает Ямадзаки. – А потом подумал: «А не отнести ли это лучше нашему старине Таро в больницу?» В смысле когда в следующий раз пойдем его там навестить. Ему приятно будет увидеть, что эта Фло… Как там ее?.. Трам-пам-пам… перевела на английский рассказ его отца. Как знать, а вдруг у нее отлично вышло? И может, Таро дал бы ей перевести еще какие-нибудь отцовские произведения. Я знаю, что именно он распоряжается отцовским наследством. Глянь, она даже свой имейл тут указала, под названием, – тычет он пальцем в верхушку первой страницы.
– Прекрасная идея! – соглашается Вада. – Первая, быть может, на твоем веку.
Ямадзаки бережно убирает рукопись обратно в сумку.
Тэнтё как раз подносит тарелки с окономияки и расставляет перед каждым:
– Hai, dozo[111].
С подставки для приборов, стоящей как раз между ними, Вада и Ямадзаки берут палочки, затем складывают ладони и произносят:
– Itadakimasu[112].
Тэнтё садится на стул позади барной стойки, закуривает сигарету. Оба приятеля принимаются за еду.
– Вот теперь… я понимаю… – пытается сказать Ямадзаки, вовсю уплетая лапшу с капустой. – Почему вы…
– Не говори с набитым ртом! – одергивает его Вада. При этом у него изо рта на столешницу вылетает кусочек капусты. – Вас что, здесь, в Токио, хорошим манерам не учат?
Ямадзаки проглатывает то, что было во рту, и косится взглядом на эту выпавшую у Вады капусту.
– Вот теперь я понимаю, почему вы так носитесь со своей Хиросима-яки.
– Окономияки! – взревев в один голос, вскидываются Вада и Тэнтё.
В этот момент отключается свет.
– Какого черта? – кричит Вада.
– Да ладно, успокойся ты, – говорит Ямадзаки.
Слышится сильный стук в стену, что позади барной стойки. Свет на мгновение загорается, являя взглядам силуэт Тэнтё, вытянувшегося перед задней стенкой с поднятым кулаком, после чего снова наступает тьма. Еще раз слышатся удары в стену, и свет загорается опять. Тэнтё не спешит убирать от стены кулак, и все трое глядят наверх, где мерцают и тихонько шипят лампы.
– Контакт в проводке пропадает, – объясняет Тэнтё, глядя на Ямадзаки.
– Старенькое, небось, помещение-то? – говорит тот, обводя глазами закусочную с пыльными полками, сморщенными и пожелтевшими постерами на стенах. Снова наталкивается взглядом на чучело птицы в углу и шумно сглатывает. В заведении больше никого, на улице уже кромешный мрак. Через небольшое окошко Ямадзаки видит, как сверху все так же безостановочно льется дождь.
112
Традиционная фраза японского этикета, которую произносят перед приемом пищи. Она означает благодарность всем причастным к появлению этой пищи на столе.