Если денек выдавался хорошим, мы вместе отправлялись выгуливать Мей: я — слева от коляски, Элиот — справа. Тут-то он и проявил себя с совершенно неожиданной стороны. Я вскоре осознала, что нигде, кроме Нью-Йорка, Элиот жить не способен, это была настоящая любовь. Прогулка с ним оборачивалась непрерывной лекцией об архитектуре, о первоначальном замысле Фредерика Лоу Олмстеда[31] насчет Центрального парка и о том, где в городе можно найти лучшие шоколадные пирожные с грецкими орехами.
Он сводил нас на открытие художественной галереи и на элитарный концерт в Сохо, где тридцать два человека слушали, как шестеро стригут ножницами воздух, причем все тридцать восемь сохраняли совершенно серьезное выражение лица. По окончании концерта Дэнни заскочил в мелочную лавку и купил три пары серебристых, с закругленными концами ножниц, как в детском саду.
— Поехали домой, сыграем на бис!
Успела сложиться традиция, что по средам мы вместе с Элиотом полдничаем в нашей квартире. Он обычно ел сэндвич с тефтелями или сувлаки[32], я же сметала греческую брынзу с оливками или спагетти-аль-бурро. Покончив с трапезой, мы устраивались на пару часов почесать языками.
В один из таких моментов и выяснилось, что Элиот увлекается оккультизмом. Он рассказал мне о вечеринке, на которой устроили спиритический сеанс и попытались вызвать дух Амелии Эрхарт[33]. На это я картинно закатила глаза и поинтересовалась, влетела она на самолете или просто возникла посреди комнаты. Таким рассерженным я его еще не видела. Элиот искренне верил в потусторонние силы и очень обиделся на мою шутку. Это был чуть ли не единственный раз, когда он на меня сердился.
— Каллен, ты такая всезнайка. Давай-ка глянем на твою ладонь.
Перед моим мысленным взором промелькнули рондуанские сцены, и я замялась.
— Ну хватит, Каллен. Я же не прошу тебя раздеться. Дай мне посмотреть твою ладонь, я хочу знать, что тебя ждет.
Насколько я знала, левая ладонь отражает то, что в человеке заложено, а правая — то, как эти задатки Удалось проявить. Я никак не могла решить, которая из них меня скорее выдаст и какую показать.
— Да нет, правую. Ну-ка, посмотрим.
После моих снов я бы не удивилась, подскочи он на полметра в воздух при первом же взгляде на мою руку. Однако ничего подобного — Элиот лишь помял подушечки моих пальцев, затем перевернул ладонь и изучил тыльную сторону. И так несколько раз.
— Что ж, дорогуша, боюсь, с точки зрения хиромантии ничего интересного. Тут сказано, что ты будешь счастлива в браке, с детьми тоже все будет хорошо и ты меня переживешь.
— Элиот, ты что, серьезно веришь во все эти оккультные штуки?
Он мог и не отвечать — таким красноречивым было его лицо.
— Безусловно, Каллен. Я слишком много повидал, чтобы не верить.
— Тогда обещаешь никому не говорить, если я тебе кое-что расскажу? Особенно Дэнни?
— Честное благородное, миссис Джеймс!
Я набрала полную грудь воздуха и четвертый раз за год принялась рассказывать о Рондуа.
Пока я говорила, Элиот жевал нижнюю губу и разглядывал ногти, но я-то знала, что он внимательно слушает.
— И Дэнни обо всем знает?
— Кроме последних частей. Про гонщика и Алви-на Вильямса я ему тоже не рассказывала. Он и раньше очень волновался, думал, у меня что-то с головой.
— Но врачи говорят, что все в порядке? Да они все недоумки и ничего не понимают! Я как-то ходил к психиатру, который сказал, что мне станет значительно лучше, если я перекрашу квартиру в зеленый цвет.
— Нет, они оба заявили, что такой идеальный порядок снов не совсем нормален… но ничего серьезного.
Немного погодя нам пришлось прервать обсуждение, поскольку Мей проснулась и стала жаловаться. Но вечером Элиот позвонил и сказал, что говорил со своей знакомой, которая держит книжный магазин. Знакомая эта очень любила Дорис Лессинг[34] и когда-то в разговоре с Элиотом упомянула одно обстоятельство, которое теперь всплыло у него в памяти.
— Каллен, у тебя действительно что-то с головой, но ты не так уж и оригинальна. Эта моя знакомая, Элизабет Добель, говорит, что у Дорис Лессинг тоже были, как она их называет, «многосерийные сны». Вот, послушай, это из лондонского интервью Дорис: «Мне снились многосерийные сны. Нет, не обязательно со сквозным сюжетом. Но я точно знала, что это одна и та же область у меня в голове… Нет, не как фильм, который заканчивается в определенном месте или определенным событием. Для моих снов характерно единство пейзажа, действующих лиц — но главное, одно и то же ощущение, одна атмосфера».
31
С. 104. Фредерик Лоу Олмстед (1822–1906) — американский ландшафтный архитектор, автор большинства известных парков США XIX в.; первым его проектом, совместно с Калвертом Во, явился нью-йоркский Центральный парк (1857).
32
С. 40. Сувлаки — греческий аналог шиш-кебаб, или шашлыка; баранина под маринадом, порезанная кубиками и жаренная с овощами на вертеле на открытом огне.
33
С. 105. Амелия Эрхарт (1897–1937) — знаменитый американский авиатор, первая женщина, совершившая одиночный перелет через Атлантику (20–21 мая 1932 г.); четырьмя годами раньше явилась первой женщиной, которая пересекла Атлантику по воздуху, но в качестве пассажира. Также совершила первый успешный перелет по маршруту Гавайи — Калифорния. В 1937 г. отправилась в кругосветный перелет на двухмоторном «Локхиде-электра» со штурманом Фредом Нунаном и, преодолев две трети маршрута, пропала в Центрально-Тихоокеанском регионе поблизости от Международной линии смены дат (предположительно 2 июля).
34
С. 107. Дорис Лессинг (р. 1919) — видная английская писательница; родилась в Иране, росла на ферме в Южной Родезии (Зимбабве); в Англии — с 1949 г. Многие ее произведения, как реалистические, так и с элементами фантастики, написаны под явным влиянием суфийской мистики. Лауреат Нобелевской премии по литературе 2007 г.