– Кухонная раковина, Аттикус? Серьёзно? В домах уже установлены раковины!
Старик рассердился.
– Это раковина моей бабушки, Финниган, и ты это прекрасно знаешь. – Аттикус щёлкнул пальцами, и огромная медная раковина вылетела из лап Финнигана и скрылась за углом. Послышался громкий лязг, металлический скрежет и звук разбитого стекла.
Финниган осуждающе ткнул в Аттикуса синим пальцем.
– Эта раковина – настоящий хулиган, Аттикус. Она только что выбросила старую раковину в окно. Не понимаю, зачем тебе нужны все эти вздорные[5] вещи, когда ты проживёшь здесь всего неделю.
– Не думай об этом, – ответил Аттикус. Он взял с полки книгу и уселся в кресло. – Возвращайся к окну и продолжай следить.
Финниган опёрся могучей синей рукой о стену и выглянул в окно. Через несколько минут он спросил:
– Помнишь те времена, когда ты ещё не был рыцарем Круга? Когда мы несли службу и должны были круглые сутки приглядывать за всеми этими детьми?
– Кажется, я помню, что ты слишком много жаловался, – пробормотал Аттикус.
– Потому что мне было ужасно скучно, – ответил Финниган. – Я не создан для того, чтобы сидеть на месте. Только не говори, что тебе нравилось сидеть в кресле тринадцать долгих лет, читать книги и ждать, пока дети подрастут. Честное слово, если бы на нас время от времени не нападали чудовища, я бы умер от кабинной лихорадки[6].
– Хотя наша работа и кажется такой незначительной, её выполнение – настоящая привилегия, – автоматически ответил Аттикус.
– И всё равно, – ответил Финниган, – я рад, что эти дни позади. Намного приятнее установить караульную будку, и пусть ждёт кто-то другой. Кстати, целая неделя наедине с тобой в этом доме может свести меня с ума. Вот бы только произошло что-нибудь интересное! Одни псы каждую ночь. Почему они никогда не присылают никого более опасного?
Аттикус неодобрительно взглянул на него поверх книги.
– Молись, чтобы этого не произошло, Финниган.
Финниган раздражённо выпятил свои большие горилльи губы и смиренно прислонился лбом к стеклу.
– Может быть, тебе нужно найти себе хобби? – предложил Аттикус, не глядя на него. Он перевернул очередную страницу. – Ты мог бы заняться вязанием, – рассеянно предложил он. – В этом мире ночи холодные. Я бы не отказался от нового свитера, да и одеяла бы нам не помешали…
– Аттикус!
Аттикус вскочил на ноги и тут же забыл о книге.
– Что такое?
Финниган медленно отошёл от окна.
– Тень, – сказал он. В его голосе слышалась смесь страха и волнения.
– Невозможно, – прошептал Аттикус и шагнул к окну. – Я бы почувствовал его присутствие.
Перед домом на другой стороне улицы виднелась фигура в плаще с капюшоном. Тени собирались вокруг неё, как будто это была сама ночная тьма.
Аттикус поёжился. Как и некоторые другие, он уже видел тени. Но в отличие от многих, он остался в живых, чтобы об этом рассказать. С этой тенью было что-то не так. Она не приближалась к дому и не поворачивалась к ним. Казалось, она… думала.
– Это не тень, – заключил Аттикус.
Финниган осторожно приблизился к окну.
– Тогда что это?
– Думаю… Да. Думаю, это он.
Аттикус застыл на месте.
– Он? – спросил Финниган. – Но как? Почему?
Взгляд Аттикуса был по-прежнему прикован к фигуре на другой стороне улицы, и он не ответил. Наконец, как будто почувствовав на себе его взгляд, фигура повернулась. Она медленно подняла руки и опустила капюшон, обнажив золотую маску в форме головы шакала. Житель Земли решил бы, что она египетская, но Аттикус знал, что у неё намного более зловещее происхождение.
– Повелитель теней, – прошептал Финниган. – Сам Шакал. – И впервые за сто лет Аттикус услышал в голосе дугара неподдельный страх. – Нам конец, Аттикус.
Аттикус повернулся к дугару, и в его глазах появилась ледяная решимость.
– Так тому и быть, – прошептал он. – Ломай!
Финниган удвоился в размере, словно змея, резко развернувшая свои кольца. Он взорвался, проломив стену, как будто она была сделана из бумаги, и заревел, наполняя ночной воздух смертельной угрозой. И хотя смертные не слышали его, они начали беспокойно ворочаться во сне. Даже Повелитель теней почувствовал лёгкий трепет, заслышав оглушительный рёв разгневанного дугара.
6
Это не настоящая болезнь. Это просто раздражение от слишком долгого нахождения в четырёх стенах.