В Провансе мы влились в две разные компании. Одна состояла из жителей Гу, в основном французов и прибившегося к ним для ровного счета шведа. Другая — из пришлых, бывших отчизнолюбцев, в основном англичан и парочки американцев и канадцев. Одно празднование Рождества с этими пришлыми запомнилось особенно хорошо. Наши друзья Марджи и Джордж задумали поиграть в «сбор мусора». То есть задумала Марджи, а Джордж, более утонченный и по-академически суховатый человек, пошел у нее на поводу. Марджи, дама заводная, любившая обтягивающие кожаные брюки и облегающие свитера, проделала всю подготовительную работу. Кроме задора, у нее в активе были должности исполнительного и финансового директора двух больших компаний, поэтому игра не ограничилась обычным «сделайте два шага на восток от колодца, пока не наткнетесь на ствол дерева», а была задумана с размахом. После великолепного ленча (я еще не упомянул, что Марджи — хорошая кулинарка) нас рассадили в пять машин по четыре человека, а в нашем экипаже был еще кот. Семейные пары разбили, чтобы поднять соревновательный дух. Но об этом Марджи не стоило беспокоиться. К концу игры участники шли на все, разве что не выпускали воздух из колес машин соперников. В какой-то момент Дженис распласталась на дороге, чтобы наша машина, рискуя расплющить ее в блин (или в нашем случае лучше сказать в «егере»?), [11]не могла двинуться с места, и, таким образом, вырвала преимущество для своей команды. Марджи раздала командам по набору мастерски написанных стихотворений, некоторые на французском, некоторые на английском языке. Каждое представляло собой сложный ключ к одному предмету поиска. Но чтобы разгадать ключ, требовалось хорошо знать местность. Например, строки одного стихотворения указывали на лучшего пекаря в районе. Следовательно, чтобы понять подсказку, надо было знать, кто этот лучший пекарь. Догадавшись, требовалось купить у него батон в качестве образца его продукции, подтвердив, что данный этап охоты завершен. Моя команда разгадала головоломку и прибыла в булочную первой, но поскольку мы находились во Франции, то угодили в перерыв, когда хозяин мирно дремал после обеда. Лишь у меня хватило наглости пойти его разбудить и попросить продать все батоны, чтобы больше никто не выиграл. Однако пекарь, человек слишком порядочный, продал только один. А может, он просто не понял моего кошмарного французского.
Мы целый день рыскали по местности, которую я считаю самой красивой в мире. Один ключ привел нас в древнюю деревню Оппед-ла-Вье, где нам следовало найти спрятанные стеклянные шарики. Другой — к фонтану восемнадцатого века, откуда предписывалось привезти бутылочку с водой. Затем — пригоршню красной глины из изумительной деревни Руссильон. Признаюсь, в тот день Нортон ничем не мог нам помочь, хотя по его возбужденному мяуканью я решил, что и им овладел спортивный азарт. Когда все ключи были разгаданы, последняя строфа стихотворения привела нас в одно из моих любимейших мест в Любероне — дом сардинского пастуха Джанни (единственного в своем роде, кому удалось вести совместную жизнь с женой и любовницей, что было описано в моей второй книге). Джанни и ses petites amies [12]обитали на вершине холма с сотней коз, из которых несколько каждый вечер поступали в превосходный, пусть совершенно сельский, открытый пастухом ресторан. Поэтому по окончании долгого соревнования двум десяткам людей и одному коту выпало удовольствие подзаправиться жареной козлятиной с вкуснейшей картошкой, запивая просто неприличным количеством потрясающей eau de vie [13]собственного изготовления Джанни. Мы радовались нашей дружбе, оригинальной выдумке Марджи, и кот был с нами весь день, помогая в поисках батона превосходного хлеба.
В один год мне посчастливилось задержаться в Провансе после праздников. Мы с Нортоном провели там два с половиной месяца, укрывшись в нашем доме в Гу, где я работал над книгой. Десять недель вина, кота и песен — от одной мысли, что я мог там жить, у меня увлажняются глаза. Я писал целый день, пару раз прерываясь, чтобы сходить в бакалейный магазин загадочной мадам Морель — épicerie [14]— где было почти все, что только угодно душе. Нортон ежедневно сопровождал меня по мощеной дорожке к Джоэль Морель. А также был не прочь прошвырнуться со мной в лавку мясника. (Видели когда-нибудь, как облизывается кот? Я это наблюдал каждый день.) Затем мы шли в boulangerie, [15]где я покупал дневную порцию хлеба. Тот, кто читал предшествующие книги о Нортоне, помнит Норма Стайлза, моего хорошего приятеля и прославленного сценариста «Улицы Сезам». Чтобы освежить память, упомяну, что в восторженных тонах писал, как он, используя всевозможные средства, очаровывал миленьких крошек и приводил в дом, который мы вместе с ним снимали на Файер-Айленде. Но я обещал, что больше не подниму этой темы, поскольку он теперь женат. А я, как вы знаете, человек слова. Норм несколько раз приезжал в Гу и в каком-то смысле испортил мне жизнь. Он любил пародировать французов, изображая их повседневные дела и как они паникуют, обнаружив, что у них под мышкой нет багета. В Гу я покупал багеты ежедневно, и не было случая, чтобы весь обратный путь не смеялся, представляя, как Норм с ужасным французским выговором восклицает: «О-ля-ля! У меня нет хлеба. Если через пятнадцать минут я не достану хлеба и не суну под мышку, точно умру. Или еще того хуже — меня арестует хлебная полиция!»