Когда в толпе ты встретишь человека,
Который наг4 (курсив наш.— И. П )5,
Чей лоб мрачней туманного Казбека,
Неровен шаг;
Кого власы подъяты в беспорядке,
Кто, вопия,
Всегда дрожит в нервическом припадке,—
Знай — это я!..
Кого язвят со злостью, вечно новой,
Из рода в род;
С кого толпа венец его лавровый Безумно рвет;
Кто ни пред кем спины не клонит гибкой,—
Знай — это я ;
В моих,устах спокойная улыбка,
В груди — змея!..
Анализируя вторую часть стихотворения, нельзя не обратить внимания на сходство некоторых черт характеров Козьмы Пруткова и его великого предтечи, сказавшего некогда: «Дайте мне точку опоры, и я переверну мир».
Следы тщательного изучения Прутковым творческого наследия Архимеда мы находим в известном стихотворении «Поездка в Кронштадт».
Море с ревом ломит судно,
Волны пенятся кругом;
Но и судну плыть нетрудно
С архимедовым винтом...
Однако если Архимед предавался занятиям механикой с таким усердием и самопожертвованием, что забывал о существенных жизненных потребностях, и не раз рабы обязаны были принуждать его воспользоваться их услугами, то Козьма Прутков оправдывал свое увлечение литературой словами: «Специалист подобен флюсу: полнота его одностороння».
О дворовых же крепостных директора и поэта известно, что они не только пренебрегали своим долгом, но и были поголовно, по мнению К. II. Пруткова, лентяями и пьяницами, предпочитавшими убивать время, шляясь по Сенному рынку и сиживая в окрестных трактирах.
Состоя продолжительное время начальником Пробирной Палатки, К. П. Прутков руководствовался принципом: «Усердный в службе не должен бояться своего незнания, ибо каждое новое дело он прочтет». В те далекие времена от руководителя не требовали специальных знаний, главным мерилом служебного соответствия была благонамеренность.
Прутков был не только усерден и благонамерен, но и обладал высокоразвитым чувством собственного достоинства, а также делал все, чтобы это чувство щадили. «Собери свои мысли и сосредоточься ранее, чем переступишь порог кабинета начальника, — предупреждал он. — Иначе можешь оттуда вылететь наподобие резинового мячика».
Свой служебный досуг Прутков посвящал большей частью составлению различных проектов, в которых постоянно касался всяких нужд и потребностей государства. Особенное внимание начальников привлек его проект о сокращении переписки, а следовательно, об экономии бумаги, и записки о сокращении штатов, что поселило в них мнение о замечательных его дарованиях как человека государственного.
«При этом я заметил,— вспоминал К. П. Прутков,— что те проекты выходили у меня полнее и лучше, которым я сам сочувствовал всею душою. Укажу для примера на те два, которые, в свое время, наиболее обратили на себя внимание : 1) «о необходимости установить в государстве одно общее мнение» и 2) «о том, какое надлежит давать направление благонамеренному подчиненному, дабы стремления его подвергать критике деяния своего начальства были в пользу сего последнего».
Официально оба проекта, как известно, приняты тогда не были, «но, встретив большое к себе сочувствие во многих начальниках, не без успеха были многократно применяемы на практике».
Но ни служба, ни составление проектов, открывавших ему широкий путь к почестям и повышениям, не уменьшали в нем страсти к поэзии.
Очевидно, еще в ранний период его творчества было написано стихотворение «К месту печати», раскрывающее неподдельность и свежесть чувств многообещающего молодого чиновника.
Люблю тебя, печати место,
Когда без сургуча, без теста,
А так, как будто угольком,
«М. П.» очерчено кружком!..
Накладывание сургуча на бумагу и печати на сургуч, по свидетельству современников, было своего рода искусством: надо было следить, чтобы сургучная печать лежала тонким слоем, не коптилась, не прожигала бумаги.
К тому времени, когда К. П. Прутков занял свой высокий пост, уже были изобретены стальные перья, но, подобно многим другим штатским генералам, Козьма Петрович предпочитал писать гусиными. Очинка перьев тоже была подлинным искусством, и коллежский регистратор Люсилин сделал карьеру, снискав своим уменьем чинить перья «по руке» директора Пробирной Палатки положение собственного секретаря его превосходительства.
Писал К. П. Прутков много, но ничего не печатал. И неизвестно, знали бы мы славное имя Козьмы Пруткова, который поразил мир своей необыкновенной литературной разнообразностью, если бы не один случай, повлекший за собой весьма полезное для него знакомство.
5
Разве не сказалась тут некая реминисценция, сублимированная подсознанием? И хотя, как говорил Козьма Прутков, пояснительные выражения объясняют темные мысли, от развития своей идеи воздержимся. Перефразируем лишь афоризм: «Строки, напечатанные курсивом, подобны умным речам».
Спешим установить приоритет «кружка Козьмы Пруткова» касательно этого трюка, неоднократно использовавшегося в современной кинематографической комедии без указания фамилий автора (См.: Международную Конвенцию об авторском праве).