Бернардского освободили. Он рассказал Жемчужникову, что его привели в комиссию, назначенную по делу Петрашевского.
Один генерал спросил :
— Вы коммунист?
— Нет, я Бернардский,— ответил преподаватель рисования.
Посмотрели на него генералы, тихо переговорили между собой и приказали освободить его из заключения.
Лев Жемчужников прославился тем, что вместе с художниками Бейдеманом и Лагорио нарисовал портрет Козьмы Пруткова.
Вскоре умер Николай I.
Александр II тоже не любил литературы, но разрешил журнальную полемику.
Это было для Козьмы Пруткова тяжелым испытанием.
Он никак не мог уловить твердых начальственных нот. Почва под ним всколебалась, и он стал роптать.
Вопросы, вопросы, вопросы, поднимаемые в печати, вызывали его возмущение.
Козьма Прутков всюду кричал о рановременности всяких реформ и о том, что он «враг всех, так называемых вопросов!».
Молодежь совсем распоясалась, у всех появились убеждения. Жизнь была отперта.
«Собственное» мнение появилось у каждого.
Но разве может быть собственное мнение у людей, не удостоенных доверием начальства? .
Откуда оно возьмется?
На чем основано?
Когда неизбежность реформ сделалась несомненной, он, по словам его друзей, «старался отличиться преобразовательными проектами»..
Одним из таких проектов был «Проект о введении единомыслия в России», написанный в 1859 году, но опубликованный лишь в 1863.
Он предложил покончить со всеми вопросами одним махом.
Как?
Очень просто.
Несогласие во мнениях проистекает оттого, что нет материала для мнения. А таким материалом может быть только мнение начальства.
Но как узнать мнение начальства?
Жизнь и художник перестраивают поэтические структуры и изменяют значение слов, подчиняя их потребности выражения времени. Это очень ясно в пародии. «Дон-Кихот» — роман о гуманисте. Козьма Прутков не Дон-Кихот, а трезво мыслящий чиновник.
Генерал Клейнмихель Петр Андреевич наблюдал за стройкой Зимнего дворца после пожара.
За работу свою Клейнмихель, уже граф, получил золотую медаль с надписью :
«Усердие все превозмогает».
Козьма Прутков пошел дальше: «Бывает, что усердие
превозмогает и рассудок».
В преамбуле «Проекта» говорится:
«Правительство нередко таит свои цели из-за высших соображений, недоступных пониманию большинства. Оно нередко достигает результата рядом косвенных мер, которые, могут, по-видимому, противоречить одна другой, будто бы не иметь связи между собой. Но это лишь кажется! Они всегда взаимно связаны секретными шолнерами15 единой государственной идеи, единого государственного плана; и план этот поразил бы ум своею громадностью и своими последствиями! Он открывается в неотвратимых результатах истории. Как же подданному знать мнение правительства, пока не наступила история?»
Замечание Пруткова относительно мероприятий царского правительства было очень верным : сегодня — одно, какое-то время спустя — нечто совершенно противоположное.
Но в раздумьях Пруткова есть и существенный изъян — он не сообщил, когда же наступает история?
Человеку не обойтись без благодетельных указаний. «Иные люди,— писал он,— даже вполне благонамеренные, сбиваются иногда злонамеренными толкованиями».
Для «установления единообразной точки зрения на все общественные потребности и мероприятия правительства» Козьма Прутков предложил «учреждение такого официального повременного издания, которое давало бы руководитель-ные взгляды на каждый предмет».
Редактором такого органа мог быть только сам Прутков.
Когда Прутков подал проект в «один из торжественных дней на усмотрение» начальства, оно сочло усердие Козьмы Петровича медвежьей услугой и забраковало этот выдающийся документ.
Но сам он объяснял свою неудачу завистью и происками, неуважением опыта и заслуг, стал впадать в уныние, даже в отчаяние, хотя сам же утверждал, что «добродетель служит сама себе наградой ; человек превосходит добродетель, когда служит и не получает награды».
22
Современники/свидетельствуют, что именно в один из моментов мрачного отчаяния он напиеал мистерию «Сродство мировых сил», где в образе Поэта вывел самого себя.
Собираясь повеситься, Поэт у Высокого Дуба произносит монолог:
Меня людей преследует вражда;
Толкает в гроб завистливая злоба!
Да! есть покой, но лишь под крышей гроба;
А более нигде и никогда!
О, тяжелы вы, почести и слава; *