Вершинным достижением русской вампирической прозы XIX и, пожалуй, всего русского вампирского текста стала созданная в конце 1830-начале 1840-х гг. вампирическая «трилогия» А. К. Толстого («Семья вурдалака», «Встреча через триста лет», «Упырь»).
Затем над вампирами сгущается почти непроглядная ночь, прерываемая лишь редкими проблесками наподобие обнаруженной нами новеллы неизвестного автора «Упырь на Фурштатской улице», «Призраков» И. Тургенева или «Упыря» В. Даля. «Чертовщина» вытесняется в сферу фольклорно-этнографических исследований, лубочной и паралубочной литературы, «святочного» рассказа и в лучшем случае поэзии.
Лишь на исходе реалистически-позитивистской эпохи, с распространением модернизма и отголосков европейского «оккультного возрождения» и возобновленным интересом к фантастическому, необычайному и мистическому — вампиры начинают возвращаться в русскую прозу. В первые годы XX в. русский читатель впервые знакомится с «Дракулой» Б. Стокера (1897). Предреволюционные годы ознаменованы появлением многочисленных вампирических произведений — о вампирах и упырях пишут Ф. Сологуб, Г. Чулков, А. Ремизов, Е. Нагродская, А. Амфитеатров, С. Ауслендер и другие, не говоря уже о виднейших поэтах-символистах начиная с А. Блока и К. Бальмонта (примечательно в эту эпоху широкое распространение вампирической метафорики в агитационных, публицистических и сатирических произведениях как социал-демократического, так и черносотенно-монархического лагерей). Модный «вампир» становится центральным образом рассказов и повестей, весьма косвенно связанных с вампирической тематикой[3].
Наконец, в 1912 г. выходит в свет и единственный в русской литературе, вплоть до последних десятилетий XX в., сугубо вампирический роман «барона Олшеври»[4] «Вампиры: Из семейной хроники графов Дракула-Карди» (роман хотя и иронически обыгрывающий штампы жанра, но наиболее приближенный к западным образцам и достойный серьезного рассмотрения). Затем — по причинам, не требующим особого объяснения — вампирская волна сходит на нет; вплоть до последнего десятилетия XX в. можно говорить лишь о единичных произведениях и тех или иных «вампирических мотивах».
В предлагаемую антологию включены тексты, где действуют вампиры и их разновидности, а также вампирообразные мертвецы-ревенанты и живые, но функционально вампирические персонажи: вампирический текст, как можно видеть, охватывает весь спектр состояний от живого до мертвого и неупокойного. Не менее широк спектр воздействия вампира — от психологического гнета до постепенно ставшего традиционным в вампирической прозе кровопускания.
Данная книга никоим образом не претендует на исчерпывающую полноту. В сущности, это собрание малой прозы, так как в связи с объемом и неоднократными переизданиями в антологии не представлены наиболее известные русские вампирические повести и романы (А. Толстой, Тургенев, Олшеври). За исключением сказки «Упырь» из собрания А. Афанасьева и литературных сказок В. Даля, А. Ремизова и А. Рославлева, в антологию не включались сказки и былички. К сожалению, редкость и недоступность воспрепятствовали сплошному просмотру целого ряда периодических изданий, где содержатся, не исключено, и другие относящиеся к теме новеллы и рассказы.
3
Можно упомянуть, к примеру, юмористический рассказ Н. Шебуева «Вампир» или историческое повествование В. Авенариуса «Вампир: (Быль екатерининских времен)». Рассказ Г. Богрова «Вампир: (Из путевых воспоминаний») посвящен опровержению кровавого навета, педофильский рассказ черносотенца В. Беликовича «Вампир», осмеянный М. Горьким — случаю патологического влечения к крови; «Вампир» Ф. Николина и вовсе представляет собой омерзительную антисемитскую агитку. К слову, крайне симптоматично и не случайно это пристрастие как юдофобов всех мастей, так и нацистских коллаборантов — от О. Сомова и Н. Гоголя до В. Розанова, В. Крыжановской-Рочестер (вампирические главки «Царицы Хаатсу») и Л. Кормчего-Пирагиса («Вампир древнего собора») — к кровавым «вампирическим» темам (что характерно и для западных поклонников нацистов, как напр. Г. Г. Эверс или Д. Вирек). Произведения такого рода авторов, разумеется, в антологию не включались.
4
Язвительный псевдоним («больше ври») до сих пор убедительно не расшифрован. В различных публикациях назывались имена Н. Сандровой-Гольдберг (переводчицы «Дракулы» в изд. 1912-13 гг.), образованной купчихи Молчановой-Хомзе и фантаста С. Соломина (Стечкина).