— Это меня не касается.
— Хотите бежать?
Сааман качает головой.
— Не бойтесь. Вместе со мной, — шепчет начальник.
Сааман снова качает головой. Губы его кривятся в улыбке.
— Нет, — говорит он. — Благодарю.
— В самом деле не хотите?
— Нет, не хочу.
— Вы, очевидно, мне не верите. Это прекрасная возможность. И я предлагаю вам ее использовать совершенно искренне. Значит, не хотите?
— Почему вы предлагаете мне побег?
— Потому что сам хочу бежать.
— Разве вам не нравится ваша должность?
— Сейчас уже нет.
— Куда же вы собираетесь бежать?
— К партизанам. У них мой младший брат. Вообще среди партизан много индо.
Сааман смеется.
— Нет, господин, у партизан вам нечего делать. Какой вы боец! Вы нужны только вашей жене и детям.
— Я, пожалуй, смогу уйти к партизанам и в другой раз; правда, это надо сделать, пока не поздно. Жаль, — после некоторого раздумья говорит начальник тюрьмы. — У вас, наверное, есть какие-то заботы? — Он смотрит на Саамана.
— Есть, — отвечает Сааман. — Хочу, чтобы мой младший брат и сестры продолжали ходить в школу.
— Сколько их у вас?
— Трое. Одна сестра кончает среднюю. Двое в начальной.
— Вы не станете возражать, если я на правах вашего друга возьму расходы по их обучению на себя?
— Об этом вы у них спросите.
— Вы не желаете принять от меня никакой помощи, — с обидой говорит начальник, — только потому, что я ношу кокарду со львом. Дело не в фуражке, а в человеке. Позаботиться о ваших близких мне не трудно. Жалованье у меня приличное. А на этой неделе мы с братом, тем самым, что у республиканцев-партизан, получили наследство от дяди, у него на Борнео плантация каучука и кокосовых пальм, автомастерская и золотой прииск.
— Позаботьтесь лучше о собственных детях.
— Я дело вам предлагаю, — помолчав, говорит начальник. — А вы отказываетесь. Знаете, что меня мучает? — Он заглядывает Сааману в глаза. — Одиночество. Со мной произошло то же, что с одним тюремщиком две тысячи четыреста лет назад. Вы, разумеется, знаете, о ком идет речь. — Начальник тюрьмы словно хочет проверить, насколько образован Сааман. — Речь идет о начальнике тюрьмы, куда был заточен Сократ. Сократ был единственным достойным человеком из всех, кто когда-либо переступал порог той тюрьмы. Да вы знаете все это лучше меня. Меня можно сравнить с Анитом, и в то же время я подобен Критону, который предлагал Сократу свободу, а тот отказался. История повторяется.
Взгляд Саамана прикован к двери, ведущей на волю. Но он уже погасил в себе желание выйти отсюда.
— Вам не интересно слушать меня? — спрашивает начальник.
— Ну что вы, говорите, пожалуйста! — отвечает Сааман.
— Поистине счастлив тот, кто идет на смерть и не боится смотреть ей в лицо, — продолжает начальник. — Вы счастливец, чего не скажешь обо мне. Разговор с вами причинил мне столько страданий, потому что… потому что… потому что я не решаюсь рисковать судьбой своей семьи. Вы женаты?
— Нет, — отвечает Сааман.
— Наверное, есть невеста?
— Была. Но когда я стал бечаком, она бросила меня.
— Понимаю. Вы пожертвовали всем. И любовью. И собственным счастьем. А молодость без любви, скажу я вам, это не молодость. Ваш брат и сестры будут учиться, я позабочусь об этом. А вам лично я могу оказать какую-нибудь услугу? Может, вам хочется поесть лапши или жареного риса?
Начальник вдруг умолкает и настороженно прислушивается. Тихонько встает, подходит к дверям. Выглядывает наружу. — Эй, кто тебя сюда прислал? — кричит он, закипая яростью.
— Проверка, господин начальник, — доносится из-за дверей.
Начальник смотрит на часы.
— Сейчас только три. Без особого приказа никакой проверки в это время не положено.
— Так точно, господин начальник.
— Пошел отсюда!
Гулко стучат тяжелые башмаки. Когда топот стихает, начальник снова садится рядом с арестантом.
— Вы только подумайте: это солдат из дежурного батальона. Он же служит в контрразведке. Какая мерзость! Ему все равно — что служащий, что арестант, — за всеми шпионит. А еще выменивает у заключенных одежду на сигареты, по пачкам и поштучно. Гнусность! — Затем он говорит уже совсем другим тоном: — Вы в самом деле не хотите есть? Возле тюрьмы продают шашлык, сото, равон, гуле, гадо-гадо[82].
— Благодарю вас.
— Может, закурите? — Начальник извлекает из кармана уже начатую пачку «Честерфилда».
Глаза у Саамана на миг загораются, но тут же снова тускнеют.
82