И все благодаря тебе! К тебе я испытываю большое-пребольшое уважение! Ты у меня самый добрый, самый умный человек на свете! Кстати сказать, я твердо решила закончить десять классов вечерней школы и поступить, как ты, в институт. Ты мне поможешь, да?
Мама мне рассказала, что говорил ей вчера отец.
«Спасибо, Балжид, за детей. Помнишь, ты мне сказала, что у тебя есть вещи дороже жемчуга. Я не понял тогда, а теперь знаю: ты действительно богаче: наши дети — настоящая драгоценность. Прости мне, дорогая Балжид, мою страшную вину перед тобой и детьми, и пусть никто на этой земле не повторит моей ошибки». Вот так-то, Хурц. И еще он сказал, что непременно поедет к тебе, как только его выпишут из больницы. Так что готовься! Возможно, мама или я тоже приедем.
Ну, до свиданья! Я тороплюсь. Целую. Не скучай!
Перевод с монгольского М. Гольмана.
Исмат Чугтаи
ЗОЛОТОЕ ЯЙЦО
Исмат Чугтаи (род. в 1911 г.) — известная индийская писательница, автор многих романов, повестей, сборников рассказов, посвященных главным образом тяжкой судьбе мусульманской женщины, обреченной на затворничество.
Рассказы писательницы переводились на русский язык и публиковались в сборнике «Рассказы индийских писателей» в 2-х томах (Гослитиздат, 1959).
В ночной тьме раздалось пронзительное «у-а, у-а». Этот дрожащий на высокой ноте звук потревожил сон людей в соседних домах и потонул в тоскливом вое охваченных любовным томлением псов. «Ай-яй-яй, вот несчастная, опять девчонку родила», — и всеведущая соседка, почесывая пятки о сетку кровати, повернулась на другой бок. Обо всем женщины наперед знают, уже по детскому крику поняли, как обернулось дело у Бандумияна. Раз кричит «у-а, у-а» — значит, девочка, мальчик кричит «й-я, й-я». «Значит, богатство в чужой дом уйдет, «й-я» — значит, богатство в свой дом придет». В богатстве все дело, о нем речь.
— Лучше б им, никчемным, света божьего не видеть, вот ведь напасть какая на семью Бандумияна.
— На этот раз по всему — и как ноги жена Банду ставила, — по всему выходило, что мальчик будет.
— Э, сестрица, это уж что Аллах даст, загадывать ничего нельзя.
— Девять месяцев отмучилась, и опять девчонка, — переговаривались соседки. В это время в доме роженицы засуетились, раздались приглушенные проклятия. Шум поднял на ноги женщин в соседних домах, и они, оторвав от груди младенцев, кинулись к ограде. Во дворе, по другую сторону ограды, была разостлана циновка для плакальщиц. У входа в дом сидела, скрестив ноги, мать Бандумияна и последними словами ругала негодную невестку и ее предков до седьмого колена: «Поганое отродье, только и умеет, что девчонок рожать».
Во внутреннем дворике на кхате[106], уронив голову на руки, сидел сам Бандумиян с таким видом, словно в его дом ворвались разбойники и сожгли все добро, оставив лишь груды пепла. Третий удар нанесла ему злая судьба. Первые два еще можно было выдержать, но третий его сломил. Три дочери. Три свадебные процессии, три жениха, каждый со своими требованиями, три тысячи всякой дребедени на три приданых. Три тяжелых камня давили на его впалую грудь, три огромных змеи тянулись своими жалами к его шее, и он с трудом подавлял в себе желание убить всех трех разом.
Когда это несчастье случилось впервые, он расстроился. Друзья подшучивали над ним, он отделывался кислой усмешкой. Подарки, приготовленные на случай рождения сына, он жене не отдал.
Бывает, выроет человек колодец, глубокий, чуть не до самой середины земли, а зачерпнет всего пригоршню воды, да и та соленая, сплюнет и в новом месте копать начнет. Так и он в нетерпении снова вонзил в землю лопату, посеял семена новых надежд. Но и эти семена сорняками проросли. Он был в ярости. Жену ругал, бил кулаками, пинал ногами, но не пал духом, ведь он слуга Аллаха, все старания приложил, чтобы на этот раз такое семя посеять, из которого могучее дерево вырастет. Чтобы мог он к стволу прислониться и хоть один миг в своей жизни отдохнуть от трудов и забот, чтобы мог сесть в густой теми и вытянуть усталые ноги. Ведь должна же быть и у него в целом мире хоть какая-то опора, хоть одно тенистое местечко. Но нет, на его долю лишь колючие кусты, да не один, а целых три. «Э, друг, и у пророка только дочери были. Святой человек тот, у кого дочери», — люди хотели, чтобы их слова об уготованных Бандумияну райских кущах бальзамом пролились на его раны. Может быть, грезы о благоуханных локонах райских дев скрасят безрадостное существование; в сверкании изумрудных дворцов скроются грязь и убожество его глинобитной лачуги; надежды на молочные и медовые реки отобьют горечь во рту от лежалого зерна, вонючего масла и гнилых овощей, а мечты о бархатных и парчовых одеждах помогут забыть о лохмотьях, в которые он одет. Так великий Аллах посылает в этот мир горе и беды, чтобы испытать своих возлюбленных детей. Непонятно, что хорошего в этих испытаниях. Лучше бы он почаще делал свою милость, чем такой чепухой заниматься. Но оказывать милости ему почему-то давно надоело и куда больше нравится посылать суровые испытания и беды и заставлять своих возлюбленных детей балансировать на мосту Сират, ведущему в рай, который тоньше волоса и острее меча.