Судя по тому, что на Восточном факультете Невский появился в тужурке студента Технологического института, не сразу он осознал свое призвание, понадобилось время и некоторый жизненный опыт для того, чтобы колебания в выборе пути были разрешены в пользу восточных языков; так или иначе, все сомнения были позади. «Душа филолога не выдержала физики», — как выразился Н. И. Конрад. Н. И. Конрад, учившийся в то время на четвертом курсе, сразу же обратил внимание на первокурсника Невского не только потому, что тот выделялся своей тужуркой «техноложки», а потому, что студента Невского отличала не часто встречающаяся страсть к занятиям фонетикой! Он «уже на первом курсе поражал нас своей удивительной способностью усваивать совершенно неведомые ему звуки… интерес к фонетике сразу же проявился у Николая Александровича с того момента, как он вступил на путь востоковедения… У Николая Александровича появился тогда любимый звук, который он с величайшим удовольствием произносил…»[113]. Лингвистические склонности Николая Александровича и, в частности, склонности к фонетике, тогда были буквально поддержаны самой атмосферой университета, где в то время языкознание возглавлял Бодуэн де Куртене, где молодой фонетист Л. В. Щерба открыл кабинет экспериментальной фонетики, казавшийся тогда каким-то чудом, а приват-доцент В. М. Алексеев, только что приехавший из Китая, «еще наполненный всеми звуками китайского языка», учредил на Восточном факультете фонетическую студию. Николай Александрович Невский «спас его начинание. Он был единственный из слушателей, который с восторгом занимался».
Среди университетских учителей Н. А. Невского — он сам настойчиво употребляет это слово, говоря о своих преподавателях, — были Л. В. Щерба, А. И. Иванов, В. В. Бартольд, Н. И. Веселовский. Но, не нанеся урона этим славным именам, на первое место все же следует поставить имя крупнейшего отечественного синолога Василия Михайловича Алексеева. Отношения их с Невским, не прерывавшиеся всю жизнь, — прекрасный пример взаимной любви и уважения. Неизменная готовность В. М. Алексеева оказать любую помощь своему ученику безусловно говорит о благородстве учителя. Но была в этом заслуга и ученика, иначе не написал бы В. М. Алексеев таких слов: «Я счастлив был и остаюсь тем, что Вы были моим учеником. В качестве лучшего пожелания скажу: да будет и у Вас такой же! Опыт подсказывает мне, что это больше разу может и не быть». И это сказано об «отступнике», человеке, который в какой-то мере обманул ожидания В. М. Алексеева, не став китаистом! Выпускник китайско-японского разряда Н. А. Невский в равной мере был подготовлен к тому, чтобы стать японистом и китаеведом. Он мог избрать любую стезю — и предпочел японистику. Единственным свидетельством его занятий китайской филологией осталось «зачетное сочинение». Оно было написано на тему: «Дать двойной перевод (дословный и парафраз) пятнадцати стихотворений Ли Бо, проследить в них картинность в описаниях природы, сравнить по мере надобности с другими поэтами и дать основательный разбор некоторых иностранных переводов». Но почему для «зачетного сочинения» избрана поэзия? Казалось бы, логичнее ожидать от Невского в качестве научного дебюта работы по лингвистике! Этот выбор был неожиданным лишь на первый взгляд. Рассказывая о студенческих годах Н. А. Невского, Н. И. Конрад отмечает: «Я прекрасно помню, как он с торжеством вошел в мою комнату в общежитии и положил на стол маленькую книжечку. И сказал: «Вот, читайте!»Это был «Камень» Мандельштама. Оценить в то время Мандельштама могли очень немногие. И с большим удовольствием он всегда цитировал Велимира Хлебникова». Невский, впоследствии создавший непревзойденные поэтические переводы японских синтоистских гимнов «Норито», всегда, по его собственному выражению, «жаждал поэзии». Он любил «железные» стихи Брюсова, «светло-солнечные» Бальмонта, упивался блоковским «О, весна без конца и без краю», тосковал без «чудной музыки» стихов Северянина. Эта неизменная готовность души к поэзии не могла не вспыхнуть при встрече со строфами Ли Бо: «Я остановился на Ли Бо вследствие того, что много был наслышан об этом гении от своих университетских учителей». Нетрудно догадаться, от кого был «наслышан» студент Невский о китайском поэте: в 1911 году В. М. Алексеев напечатал переводы «Стихотворений в прозе» Ли Бо.
113
Здесь и далее используется магнитофонная запись выступления академика Н. И. Конрада из фонотеки Архива востоковедов ЛО ИВАН СССР.