— Германизированных?..
— Этот вопрос сейчас так не стоит. К сожалению, в свое время у нас было мало настоящих политиков, которые могли бы национал-социалистские идеи облечь в такие формы, чтобы они были… съедобны. Извините, если я прибегну к такому сравнению: главное в бифштексе — это кусок мяса. Без него невозможно блюдо. Но чтобы оно было вкусно, нужно его приготовить, сделать гарнир, посолить, поперчить… Еще раз извините, всякое сравнение хромает… Так вот, этот гарнир должны готовить умные политики, но, к сожалению, у нас их не было, поэтому все было грубо, сыро, прямо с кровью… Идея «Новой Европы», не Германии, а Европы, стала обретать свои истинные очертания слишком поздно. Много было сделано такого, чего нельзя было вычеркнуть из памяти других народов…
Потом Розенкранц рассказывал о съезде НДП в Швабахе, на котором он недавно был.
— Атмосфера, которая царила на съезде, — это атмосфера борьбы, — заявил бывший гаулейтер.
— Какое впечатление на вас произвели руководители НДП? — спросил Клинген.
— Это настоящие офицеры. Конечно, они пока не могут говорить все открыто. Но нам-то ясно, что имеется в виду, когда говорят о динамичных силах, которые заполнят вакуум в Европе.
— Я слышал, что в Швабахе были мощные демонстрации протеста, — вставил Клинген.
— К сожалению, это так. Они шли по улицам и кричали: «Одного Адольфа нам было достаточно! Долой НДП!» Идиоты! Откуда только развелась эта мразь? А может, фюрер был прав, сказав перед смертью, что немецкий народ не достоин его?..
— Не надо обобщать. Ведь есть и такие, как Келлер.
— Да, Келлер — молодец. Настоящий боевой офицер. Он прекрасно понимает, что войну не ведут в белых перчатках.
— Но сейчас не война…
— Война продолжается и сегодня, дорогой Клинген. И сегодня стреляют и в Африке, и в Азии, и в Европе, и даже в Америке. Пока еще стреляют не так часто, как хотелось бы, но надо надеяться, что скоро все изменится. Кстати, вот вы — книгоиздатель. От таких людей, как вы, от ваших книг многое зависит.
— В последнее время вышло немало книг о войне.
— Ах, что это за книги?.. Иногда, правда, попадаются стоящие книжки. Вот я читал недавно, забыл фамилию автора… Он описывает Восточный фронт. Весь рассказ ведется от первого лица. Он и партизан встретились в лесу. У того и у другого кончились патроны, и они сцепились… и потом наш добрался до горла монгола и стал душить, вот так! — Розенкранц сжал шею руками. — Душил, пока у того пена изо рта не пошла.
— Но почему монгола? — спросил Клинген.
— Может, не монгол, может, русский — азиат, одним словом. И он его задавил, потом вытер руки, закурил и пошел себе своей дорогой. А ведь эту же самую сцену можно описать и по-другому: задавил азиата, большевика, а потом мучается, вспоминает всю жизнь об этом, его даже тошнит при воспоминании, он чуть с ума не сходит — вот это и есть литературное слюнтяйство…
— Вы помните Двингера? [38] — спросил Клаус.
— Еще бы! «С Двингером легче стрелять!» — так говорили мои молодцы. Кстати, знаете, кто помогал Келлеру? — И, не дожидаясь ответа, Розенкранц, заранее уже зная, какой эффект произведут его слова, сказал: — Фриц Штибер.
— Фриц Штибер? Поэт? Тот самый?
— Тот самый.
— Где же он теперь, чем занимается?
— В сорок пятом году ему пришлось скрываться. Я устроил его в лесничество, достал документы на имя Эбергарда Шрота. Все эти годы он был хранителем Грюнзее.
— Удивительное превращение. Но он пишет хотя бы?
— Что вы! Он так вошел в свою роль простого, малограмотного лесника, что она стала его второй, настоящей натурой. — Розенкранц поднялся: — У меня сейчас много свободного времени, и я часто думаю о прошлом. Вы только вспомните наши победы, наш взлет… Если бы правительство Виши успело передать нам свой флот, как это было условлено в договоре, то мы справились бы с Англией, операция «Морской лев» была бы осуществлена. Вся Европа была бы нашей. Весь ход войны пошел бы по-другому… Или… Много роковых случайностей подстерегало наше государство на его трудном пути…
Розенкранц, извинившись, вышел в другую комнату и вернулся оттуда с небольшой коробочкой в руках:
— Можно сказать, что здесь заключено будущее новой Германии.
Клаус подумал, что расчувствовавшийся гаулейтер не смог и на этот раз обойтись без патетики.
Уже сухим, деловым тоном Розенкранц продолжал:
— Эти списки не должны попасть в чужие руки. Если случится что-нибудь серьезное — потяните за этот шнур… Теперь отдыхайте, а завтра утром — в путь.
Пожелав спокойной ночи, Клинген поднялся в свою комнату на второй этаж. Наконец он один.
Клаус закурил.
Легкий ароматный дымок струился над сигаретой. Клинген не затягивался. Он набирал в рот дым, а потом легонько выдыхал его.
Он сидел в кресле почти не шевелясь, расслабясь, и у него было такое ощущение, что с каждым выдохом он освобождается от чего-то тяжелого.
Цель, к которой он стремился, казалось, достигнута: списки у него в руках. Но к спискам нужен шифр. Зейдлиц был отцом этой сети агентов и конечно же имел ключ к ним.
Клинген чувствовал, что его настигают. Тот, кто преследовал его по всем странам Европы, был сейчас, наверное, где-то здесь, рядом. Где они намерены схватить его? Вероятнее всего, в ФРГ… Тогда разумнее уйти отсюда, из Австрии. Они, конечно, ни перед чем не остановятся, если почувствуют, что он пытается уйти. Но, скорее всего, они будут еще ждать. Ведь им нужен не только он, но и списки, и шифр к ним.
Клаус и в эту минуту не знал, следят ли за ним. Эта постоянная слежка изнурила его…
Одно время Клинген склонялся к тому, чтобы списки или фотокопию с них где-нибудь спрятать на тот случай, если с ним что-нибудь произойдет. Но пока не было никакой возможности оторваться от своих преследователей, а главное, это были еще не списки, вернее, без шифра они стоили немногого.
Кто может достать этот шифр, кроме него? В ближайшее время, пожалуй, никто. Значит, он должен это сделать.
Фак проснулся от звука автомобильного сигнала. Ночь выдалась теплой, и еще с вечера он вытащил кровать на колесиках на открытую террасу. Максимилиан поднял голову и посмотрел в сторону дома Розенкранца. Во дворе дома он увидел силуэты людей.
Максимилиан не был уверен, что слышал звук автомобильного сигнала. Возможно, это ему приснилось. Ему уже не раз снились подобные сны. Но как бы там ни было, он проснулся и увидел людей, которые собирались уезжать.
Фак быстро оделся, спустился вниз и сел в «фольксваген». Дорога шла под уклон. Отсюда тоже хорошо был виден дом Розенкранца.
Машина Фака была заправлена, а в багажнике лежало несколько канистр с бензином. Он приготовил и необходимые документы, дающие право беспрепятственно проехать границу. Чтобы выследить людей Розенкранца, он был готов ехать хоть на край света.
Во дворе Розенкранца приготовления к отъезду, судя по всему, заканчивались. Сам бывший гаулейтер тоже находился во дворе, но машина его стояла по-прежнему в гараже, и, по всей вероятности, он не собирался никуда уезжать.
«Интересно, какую роль во всей этой истории играет приезжий?» — Максимилиан для себя уже решил, что должен выследить этого приезжего. Судя по номеру, его машина была из ФРГ. Что ж, Фак готов поехать и в ФРГ — эта ниточка обязательно куда-нибудь приведет, это даст новые адреса и новые имена, еще одна страница рукописи о Грюнзее будет заполнена. Оказывается, его собираются сопровождать… Этот господин в «опеле». С ним была еще молодая женщина. Вчера днем он видел ее в ресторане. Она была одна. К ее столику вскоре подсел какой-то мужчина, но очень ненадолго. Фак прежде не видел этого мужчину в Цель-ам-Зее. Он не заметил, чтобы они о чем-то говорили друг с другом. Мужчина выпил кружку пива и ушел. У Фака мелькнула мысль: «Не познакомиться ли с ней?» Потом он отказался от этой затеи. Надо быть осторожным, не привлекать к себе внимания.