– Командир, остался я без головы… командир…
Командир Юй бросил отца и зашагал вперед в авангард. Ван Вэньи продолжал стонать. Отец подошел и увидел, что лицо Ван Вэньи приобрело странный вид и по нему стекает темно-синее нечто. Отец протянул руку и дотронулся – жидкость оказалась горячей и липкой. Отец уловил запах – почти такой же, как у ила в реке Мошуйхэ, только резче. Он перебил нежный аромат мяты и сладковатую горечь гаоляна, пробудив в памяти все более навязчивые воспоминания, и, словно бусы, нанизал ил реки Мошуйхэ, чернозем под гаоляном, навеки живое прошлое и неотвратимое настоящее. Порой от всего сущего может исходить запах человеческой крови.
– Дядя, – сказал отец. – Ты ранен!
– Доугуань… Ты ведь Доугуань? Посмотри, у дяди голова все еще на месте?
– Да, на месте, вот только из уха кровь идет.
Ван Вэньи пощупал ухо, перепачкал всю руку в крови, взвизгнул и рухнул на землю.
– Командир… я ранен! Я ранен! Ранен!
Командир Юй вернулся, присел на корточки, схватил Ван Вэньи за горло и, понизив голос, прошипел:
– Ну-ка умолкни, не то я тебя прикончу!
Ван Вэньи перестал охать.
– Куда ранило? – спросил командир Юй.
– В ухо… – со слезами ответил Ван Вэньи.
Командир Юй вытащил из-за пазухи белую тряпку, с виду похожую на платок, с треском разорвал пополам и вручил Ван Вэньи.
– Пока просто приложи. И молча иди. Как доберемся до шоссе, так перевяжем.
Командир Юй позвал:
– Доугуань!
Отец откликнулся, командир Юй взял его за руку и повел за собой. Позади плелся Ван Вэньи, что-то бормоча себе под нос.
А случилось вот что. Здоровенный немой парень, который шел впереди с граблями на плече, зазевался и упал, винтовка за спиной выстрелила. Немой был давним другом командира Юя, такой же разбойник, с которым они вместе делили лепешки-кулачи[7], у него одна нога была травмирована еще в материнской утробе, поэтому Немой хромал, но ходил очень быстро. Отец его немного побаивался.
Где-то на рассвете густой туман наконец рассеялся, и в это время командир Юй с отрядом вышли на шоссе Цзяопин. Восьмой лунный месяц в моем родном краю – сезон туманов, возможно, оттого, что в низине очень влажно. Оказавшись на шоссе, отец тут же почувствовал легкость и подвижность во всем теле, ноги стали резвыми и сильными, и он выпустил из рук краешек куртки командира Юя. Ван Вэньи, скуксившись, прижимал белую тряпицу к окровавленному уху. Командир Юй неуклюже наложил повязку, забинтовав заодно и полголовы. Ван Вэньи от боли скрежетал зубами.
– Вот уж повезло тебе, – сказал командир Юй.
– Да я весь кровью истек, не могу дальше идти, – причитал Ван Вэньи.
– Чушь! Не сильнее комариного укуса. Ты что, забыл про своих трех сыновей?
Ван Вэньи повесил голову и пробормотал:
– Нет, не забыл.
Приклад длинноствольного ружья, которое он нес на спине, окрасился кровью. Плоская пороховница болталась на боку.
Остатки тумана отступили в заросли гаоляна. На крупном песке, которым засыпали дорогу, не было ни следов коровьих копыт, ни конских и уж тем более отпечатков человеческих ног. При виде плотной стены гаоляна по обе стороны безлюдного шоссе люди ощутили тревогу. Отец давно уже подсчитал, что отряд командира Юя даже со всеми глухими, немыми и хромыми составлял не больше сорока человек, однако, пока жили в деревне, они шумели так, будто там была целая армия. На шоссе же отряд из тридцати с лишним человек сжался, словно замерзшая змея. Ружья у всех были разной длины, и тебе самоделы, и охотничьи дробовики, а еще старенькие «ханьяны»[8] и небольшая пищаль, стрелявшая маленькими ядрами, которую несли братья, Фан Шестой и Фан Седьмой. Немой тащил на плече длинные прямоугольные грабли с двадцатью шестью железными зубцами, какими в деревне разравнивали почву. Такие же грабли несли и трое других членов отряда. Отец тогда не знал, как выглядит атака из засады, и уж тем более не представлял, зачем для этого брать с собой грабли в количестве четырех штук.
2
Чтобы написать историю нашего рода, я возвращался уже в дунбэйский Гаоми и проводил масштабные изыскания, сосредоточившись в основном на знаменитой битве при реке Мошуйхэ, в которой принимал участие мой отец и в которой был убит японский генерал-майор. Одна девяностодвухлетняя бабулька из нашей деревни спела мне частушку-куайбань[9]: