Воодушевленный своим успехом, Кичи-кел сбегал куда-то, притащил узкую доску, положил ее на шею шакала, придавил с обеих сторон ногами и развязал зверю глаза.
— Ну ладно, хватит, поиграли. Эй, Келхан, скажи ему, пусть не мучает, — крикнул из толпы кто-то.
— Если бы не надо было мучить, мы бы и не мучили, — ответил самоуверенно Кичи и стал покачивать доску из стороны в сторону.
Шакал в предсмертной агонии зацарапал по земле задними лапами. Потом перевернулся, весь скрючился и просунул задние лапы между ног Кичи-кела. Кичи-кел для пущей потехи схватил его за лапы и потянул вверх. И тут из шакала вырвалась струя зловонной жидкости и ударила Кичи-келу прямо в лицо. Кичи-кел как полоумный отскочил в сторону.
Люди вокруг корчились от смеха.
— Вот это да!
— Получил! Так тебе и надо!
— Ох, вот уж точно, показал представление.
— Так и обезьяна бы не насмешила!
— Эй, Кичи, поздравляем с победой. Смотри, шакал-то подох!
Кичи-кел протер рукавом глаза и ошалело огляделся. Увидев толпу смеющихся над ним людей, он повернулся и бросился прочь из середины круга. В кустах он нашел немного снега, вымыл им лицо, потом вытерся изнанкой халата. Так как делать больше было нечего, он поборол чувство стыда и поплелся обратно к своей лопате.
Люди все еще продолжали смеяться, поглядывая то на победителя, то на дохлого шакала.
К толпе подошел Каушут. Первым делом он заметил красное лицо Кичи-кела и, еще не зная ни о чем, спросил:
— Кичи, что у тебя с лицом? Простыть успел в первый день?
— Нет, хан-ага, — смущенно ответил тот. — Какая там простуда!
— А лицо красное?
— Ничего… Снегом умылся.
— То-то вижу, жар из тебя идет. Почаще бы снегом умывался! — Хан повернулся к остальным. — Может быть, пора и за дело?
Каушут пошел к своей лопате и увидел дохлого шакала.
— А это откуда?
Ему тут же рассказали всю историю. Каушут рассмеялся и поглядел в сторону Кичи-кела, который нарочно раньше всех схватил свою лопату и уже спустился в арык.
Все разошлись по своим местам.
Последний участок достался Каушуту. По дороге к нему Каушута догнал Келхан Кепеле.
— Хан-ага, вообще-то тебе лопатой копать не полагается. Ты должен наверху стоять, людьми командовать: "Ты так рой, а ты сяк!" Зачем в арык полез?
Каушут поглядел на Келхана:
— Да, брат, вот из тебя бы хан вышел!
Келхан пожал плечами, повернулся и пошел к своему месту.
Все взялись за работу.
Каушут захватывал своей лопатой песка меньше, чем остальные, зато кидал его не за первую отметку, а сразу за вторую. Он держался за самый конец черенка, и движения его были ловкими и точными.
Очистка арыков всегда превращалась в соревнование между ровесниками, старыми и молодыми, между одними аулами и другими. Победителем объявлялся тот аул, который закончит свой пай раньше других. Но существовало еще и личное первенство. Каждый старался изо всех сил вылезти первым наверх и сидеть там, вытирая лопату, пока остальные доканчивают свои участки.
Но одна скорость еще ничего не давала. Старший мираб[55] арыка собственноручно проверял работу: глубину рытья, качество очистки, крепость берегов, которые не должны были ссыпаться на дно. Если хоть что-то не нравилось мирабу, хозяин участка должен был снова спускаться в арык. А это считалось большим позором. После такому человеку целый год не давали прохода. Стоило ему вставить на каком-либо сборище свое слово, как кто-нибудь из окружающих обязательно одергивал его: "Ай, ты бы сидел да помалкивал. Твои слова как твоя прошлогодняя работа на арыке".
Каушут хоть и хорошо работал и выбрасывал землю за вторую отметку, все же его опередили два парня, первыми вылезли из арыка и уселись наверху. Но Каушуту было скорее приятно, чем завидно. "Хорошо, — думал он, — что у нас ребята такие растут".
И, как нарочно, чтобы умерить его радость, к Каушуту, едва он вылез наверх, подскочил Кичи-кел. По лицу его сразу можно было догадаться, что он принес какую-то гадость.
— Саламалейкум, хан-ага! — сказал он тихо и вкрадчиво.
Каушут удивленно посмотрел на него:
— Ты что, в самом деле заболел?
— Нет, хан-ага, с чего вы взяли?
— А зачем шепотом здороваешься? Да мы уж и виделись с тобой сегодня.
— Ай, хан-ага, я решил еще раз поздороваться.
— Ну это не так страшно, только приветствие не воруют, зачем же тогда произносить его шепотом?