— Ты родил сына, который...
— Что?
— Рано говорить об этом.
— Хочу попросить, отче, чтоб принял под своё духовное покровительство воспитанника моего, княжича Владимира.
«Почему не об Иване Малом прошу?» — подумал, но что сказано, то уже сказано.
— Ты сироту в своей семье содержишь? — отозвался Сергий. — Похвально сие. И вдова князя Андрея под твоим крылом?
-— Хочу, чтоб у сына моего и у братанича был один духовный отец. Если же Митя ещё в детстве великим князем станет, соправителем с ним будет митрополит Алексий.
Сергий не стал удивляться и возражать, как всякий бы на его месте поступил: да что ты, мол, почему в детстве, ты сам ещё молодой? Он только повторил:
— Похвально сие. — И сердце у Ивана упало. Это ведь он преподобного о конце своём испытывал, о сроке своём. Сергий помедлил и добавил: — Разумно решение твоё.
— Благословляешь? — задушенно спросил Иван.
Сергий перекрестил его:
— На добрые дела. И на прощание.
Ивану опять стало не по себе, снова показалось, что в словах старца двойной смысл и что прощание — навсегда. Но пересилил себя, сказалось особое состояние, охватившее его в монастыре, трудно переносимое сочетание величия и простоты Сергия. Он милосерден, он не может говорить надвое, он не пророчествует и ничего не предсказывает.
— Утром уедем. А тебе, отче, должно, на покой пора, утомили мы тебя нашим вторжением?
— Бдение предписано монахам. Если хочешь, побудем вместе до полунощницы.
— Как, опять на молитву?
— Полночь — время сокровенное. В этот час бодрствовать и молиться подобает не только иноку, но каждому христианину.
— А мне спать хочется! — заявил Митя.
— Так подремли у батюшки на коленях, а мы вот тут на скамье у келии поместимся.
Митя прижался к отцову плечу, настороженно вглядываясь в черноту леса, разрезанную жёлтыми лезвиями лунных лучей.
— В полночь совершается нечто таинственное в мире видимом и в человеке, — тихо говорил Сергий.
Митя метнул глазами по сторонам, ведь зоркость у него, как ни у кого больше. Но нигде пока ничего не совершалось, даже зверь нигде не хрустнет, птица не завозится; наверное, все уже почивали.
— В полночь совершился суд Божий над Египтом и исход евреев из земли египетской. И второе Своё пришествие Господь совершит в полночь же.
— Откуда знаешь? — не утерпел Митя.
— Грозный суд над жизнью мира произойдёт в час полуночный. Из Евангелия, княжич. Полуночи же вопль бысть, се Жених грядёт, исходите во сретение[44]. А в последнюю полночь, Митя, труба архангела всех спящих пробудит и соберёт на суд нелицеприятный. И горе тем, кому будет сказано: а вы отойдите, ибо не знаю вас.
Столько горечи и жалости было в голосе Сергия, что Митя вздрогнул, представив себе, что вдруг и ему скажет Христос: иди, не знаю Я тебя!
— А почему им так скажут?
— А грешили! — просто ответил Сергий. — Заповеди преступали.
— Я никогда не буду грешить! — горячо пообещал Митя.
— Хорошо бы так-то. Но безгрешных не бывает. Ты хоть старайся, и то ладно. Да кайся почаще. В полночь же и Христос родился.
— И воскрес в полночь, — подсказал Митя.
— А Иуда что?
— Предал и привёл воинов в полночь забрать Христа.
— А Пётр?
— Отрёкся, пока ещё петухи не пели.
— Но каждую полночь после вставал он и оплакивал своё отречение.
— Ты его жалеешь?
— Очень. Каково-то ему было! Отречься по слабости от Того, Кого любил больше всего... Так что вот какое значение час полночный имеет, почему и подобает монаху вставать в этот час на молитву, чтобы, если придёт Христос, не застал бы нас спящими, и особенно должно молиться за спящий мир, где души остаются во сне беззащитными, а злые духи нападают на них с яростию.
— А кто эти духи?
— Призраки соблазнительные и неистовство всякого рода. Но главное — не унывать. Ты, чай, знаешь, что это самый большой грех?
— Я никогда не унываю, — заверил Митя…
— Ну, что тут скажешь! — всплеснул руками Сергий.
Иван Иванович укутал сына в свой плащ поплотнее.
Митя приник к его груди и, задрёмывая, слышал, как где-то в лесу рубят дерево. Отдалённый стук топора замирал и возобновлялся, замирал и возобновлялся. Митя хотел сказать об этом, но сон сморил его, и, уже совсем засыпая, он понял, что это стучит в груди отца сердце — неровно, с остановками.