— Ну и какого черта, ангел?!
Слишком возмущенно, слишком громко, слишком…
…близко.
— Кроули!
Азирафаэль развернулся — резко, всем телом, даже не заметив, как жалобно скрипнул старинный наборный паркет под ножками пуфика. Попытался вскочить, но снова рухнул на сиденье, запутавшись в собственных переплетенных ногах.
— Ты зачем встал?!
— А сколько тебя еще ждать?!
Он стоял у ближайшего книжного шкафа, незаметно (заметно! и тяжело! вот же зараза упрямая!) привалившись к нему боком, и выглядел при этом хотя и бледным, но до отвращения самодовольным. И как только умудрился подойти бесшумно?! Он же еле стоит!
— Тебе же нельзя!
— Вот еще… глупости. Пошли домой[38], ангел.
— Да-да, сейчас…
Азирафаэлю наконец-то удалось распутать собственные ноги и ножки пуфика и вскочить. Кроули наблюдал с интересом, но комментировать не стал. Сам качнулся от шкафа к ангелу, меняя точку опоры, и руку ему на плечи тоже закинул сам, опираясь точно так же, как до этого опирался на полку с ранними выпусками «Песочного человека».
— Ну вот и зачем было…
— Не зли меня, ангел!
За их спинами сама собою аккуратно закрылась входная дверь, почти беззвучно щелкнув замками: это была правильная, хорошо вышколенная дверь, отлично умеющая справляться со своими обязанностями.
Думать рядом с Кроули невозможно, рядом с Кроули можно только реагировать. На то, что он еще догадается вытворить. А он догадается!
— Не надо делать из меня умирающего, ангел!
— Никто и не делает… Осторожнее! Вот… Да… Еще немного…
— И какао…
— Какао?.. А. Да, конечно…
— И это… Не… не пугай меня так.
— Что…
— Что… слышал. Не надо, ангел.
— Я? Тебя?
— Ну а кто же? Сидит там… весь такой… Что я думать должен? Что совсем достал, да?
— Ох, Кроули… Я же не то совсем…
— Вот и я… не… Вот и не надо. Ладно? И вообще! У нас же Соглашение, помнишь?
— Помню.
Кроули так возмущенно шипит и так серьезен по совершенно неподходящему поводу, что тугая пружина в груди разжимается как-то сама собой, проступая на губах облегченной улыбкой.
— Вот и помни!
— Мой дорогой, ты бы лучше активнее шевелил ногами, а не языком: нам еще семь шагов.
— Ха!
Странно, но Азирафаэлю показалось, что фары «бентли» сверкнули им вслед с каким-то очень знакомым прищуром. Он бы даже назвал его насмешливым и непостижимым, но… Наверное, все-таки показалось.
— Кроули… Я хотел тебе сказать… Вернее, объяснить…
— Ну?
— Ну… Когда я говорил, что мы не друзья…
— Ох, ангел… Может, не надо?
— Надо! Ты ведь… Я ведь… Это не было так! Не было, понимаешь, я…
— Я знаю, ангел.
— Да ничего ты не знаешь!
— Знаю. Это была просто шутка. Проехали.
— Да нет же! Я виноват, понимаешь?! Я хотел…
— Хорошо. Ты виноват, я виноват. Давай притворимся? Подыграй мне!
— Что?
— Ну я сделаю вид, что извинился. А ты — что меня простил. И все будут счастливы. Идет?
— Ох, Кроули! Ты можешь хоть иногда оставаться серьезным?!
— Могу. Секунды на две точно могу. Надо?
— Кроули!
— Ангел?
— Ты абсолютно! Фантастически! Совершеннейше! Невозможен!
— Я знаю.
— И не надо улыбаться так довольно! Это был вовсе не комплимент, мой дорогой!
— Я знаю.
— Ох… Ну и что с тобой делать?
— Какао.
Мир изменился — и остался прежним. И если кто-то думает, что так не бывает, то этот кто-то ошибается. Азирафаэль это знает точно.
Глаза у Кроули очень красивые. Они всегда у него были красивые, но теперь особенно — светло-светло-карие, почти золотистые, человеческие. Но такие они у него, только пока он спит — очень часто он спит с открытыми глазами, по старой змеиной привычке. И тогда видно.
Когда Кроули просыпается — его глаза становятся желтыми, а зрачок вертикальным. Иногда это происходит не сразу, и тогда Азирафаэль может еще некоторое время наслаждаться видом демона с человеческим лицом. До тех пор, пока тот не спохватится и не вернет все как было.
Как, по его мнению, все должно быть…
Азирафаэля это нисколько не раздражает, скорее даже наоборот. Ему достаточно и того, что он знает правду.
Кроули может сколько угодно притворяться, что все осталось как раньше и ничего не изменилось, и сам он тоже не изменился, такой же грозный ужасный демон, вовсе не найс. Азирафаэль не собирается ему мешать. Зачем? Пусть. Если ему так спокойнее — пусть притворяется и дальше. Азирафаэль может даже и подыграть, это несложно.
38
Всевышний не уверена, понял ли Азирафаэль, что именно Кроули имел в виду под этими словами (насчет самого Кроули Она тоже сомневается, хотя и несколько менее). Однако Она оптимистична и не считает безнадежными не только людей, но даже и ангелов, вне зависимости от окраски их крыльев. А потому уверена, что рано или поздно и до них дойдет, что дом — это не фундамент с крепким фасадом и даже (тут Она всегда позволяет себе ухмыльнуться) не