Прищурясь, полковник с откровенным сомнением оглядел усердно застегивающегося американца, сказал: «Гхмр-р-р…» и исподлобья заглянул в глаза майору.
— Погодите, я еще не сказал главного. Буду честен — конечно, я надеялся на вас, но… Извините, Бартлет, но наши штурмовики пойдут на цель без прикрытия.
Зал замер, задохнувшись. Двенадцать русских молча и равнодушно стояли у двери. Англичане застряли на полпути. Брови майора взметнулись на лоб.
— Караван — вне радиуса готовых к работе «И-16», — скучно пояснил полковник и пожал плечами, ни на кого не глядя. — «Харрикейн» — достанет. Да. Но минуты три над целью. Не больше. Даже две. Так-то, майор.
Мягко-синий табачный дым зацепился за край тяжелой бархатной портьеры выхода. Сквозь могучие вечные стены Дома офицеров все-таки слышен был низкий вибрирующий гул прогреваемого где-то авиационного мотора. Англичане переглядывались, косясь на угрюмо-спокойных русских со странной смесью страха и суеверного почтения.
— Словом, майор… Права я не имею. Впрочем, вы тоже. Да и вообще — смысл? Ведь будет не вылет, а… Но мы — мы дома. Так что…
— Si-o-r… — раскатисто-тихо пророкотал британец, нависая пышным усом над ссутулившимся полковником. — We fought over Malta, the Channel and London. What does your refusal mean?[41]
Зал ждал. Далекий мотор стих — и стало слышно потрескивание незатушенных папирос. Сэнди длинно вздохнул и поправил кобуру. За кулисами с грохотом упала табуретка. Полковник с кряканьем продрал пятерней брови, снизу вверх поглядел на помаргивающего британца и, протянув ему руку, тихо сказал — но услышали все:
— А я действительно надеялся на вас, Бартлет. Здорово надеялся. И ничего другого не ждал. Так что благодарить не буду.
Англичанин понимающе усмехнулся и отрицательно мотнул головой.
Спотыкаясь и оскальзываясь на накатанном снегу, летчики бежали к стоянкам в густом, качающемся тугими волнами низком реве прогреваемых механиками двигателей. Сорванный винтами снег длинно рвущимися хлесткими жгутами несся, штопорно вихрясь, за капонирами, безжалостно трепля беззвучно гремящие жалкие кустики.
Кузьменко, школярски размахивая руками, боком лихо проехался по «каталке» маслянисто-черного льда, хрустко взвизгнув подковками на каблуках сапог (эх, черт, унты не успел обуть! — хотя оно без разницы, случись что, прыгать-то в море студеное, море полярное и, значит, недолог будет тот путь…), затормозил у крыла, ухватившись за рыже-окаленный ствол ВЯ,[42] и сразу торопливо полез на крыло, вполуха слушая доклад механика о готовности, и уже прогретом моторе. Бортстрелок Попов — тот самый старшина — уже сидел в своей кабине, подчеркнуто спокойно и неторопливо проверяя УБТ.[43]
Привычно устраиваясь на выстуженном парашютном ранце, капитан заметил американца — Сэнди вприпрыжку мчался вдоль стоянки «илов». Увидев капитана, он крутнулся к нему, чудом не грохнувшись на льду. Кузьменко деловито защелкнул парашютные и привязные ремни, запихнул за пазуху куртки пистолет из вечно мешающей кобуры, включился в радиосвязь и скороговоркой забубнил, морщась от жгучих на морозе прикосновений ларингофонов к горлу:
— «Вулкан»? «Вулка-ан»? «Вулкан», я — «Свеча-Первый», связь… Ага, отлично… Ясно-ясно… Угу. Запуск?
Сэнди гулко заколотил ладонью по плоскости под кабиной:
— I’ll follow you, Captain! I remember everything![44]
— Понял, разрешили… А-ат винта!
— The main thing is that you lead me, just in case, guy! And I…[45] — голос Сэнди пропал в надсадном завыванье пускача; черный винт, скрипнув, тяжко провернулся, в моторе оглушительно стрельнуло — и из закопченных патрубков с дробным булькающим грохотом вылетел клуб черно-синего масляного дыма. Мотор сипло взревел; механик, бешено тряся ободранным красным кулаком, что-то орал Сэнди; тот засмеялся, на карачках пронырнул под крылом и бегом рванул к своей стоянке, по-мальчишески сигая через сугробы, и длиннющая кобура автоматического кольта смешно лупила его по вертлявой заднице. «Ил» мощно дрожал в густом реве; Кузьменко неспешно отрешенно застегивал шлемофон, зажав в зубах перчатку; Попов, осыпав изморозь, беззвучно захлопнул над собой просторно-квадратный желтый полуколпак; механик, скользя валенками, шустро вскарабкался на крыло, привычно воротясь от проволочно-хлещущей струи винта.
— Чего он?! — надсаживаясь, проорал ему в ухо Кузьменко.
Механик непонимающе вскинул ладони и прокричал в лицо:
— Фильтра я успел — порядок! Будь спок!
От СКП взвилась и зависла в низкой мути серого неба рассыпчатая игрушечно-зеленая ракета.