— Дайте ему экземпляр «Криптономикона». И стол — поближе к кофеварке. А заодно присвойте сукину сыну очередное звание.
Насчет очередного звания оказалась не то такая военная шутка, не то очередное свидетельство умственного расстройства у каперанга Шойна. Не считая этой мелкой глупости, история Уотерхауза в следующие десять месяцев проста, как у сброшенной с пикирующего бомбардировщика бомбы. Преграды на его пути (одолеть «Криптономикон», взломать Метеорологический код ВМС Японии, взломать машинный шифр военного атташе, взломать Безымянный японский код армейского водного транспорта 3A, взломать код военного министерства Великой Восточной Азии) сдерживают его не больше, чем источенные червем деревянные палубы фрегата. Через пару месяцев он уже пишет новые главы в «Криптономикон».
О «Криптономиконе» говорят как о книге, но это не так. Это скорее все бумаги и заметки, скопившиеся в определенном углу в кабинете у каперанга Шойна за те примерно два года, что он работает на Станции Гипо[15], как называется это место. Здесь все, что каперанг Шойн знает о дешифровке, то есть практически все, что известно Соединенным Штатам. Все мог бы уничтожить в минуты любой уборщик, вздумавший навести порядок. Вот почему офицеры Станции Гипо, коллеги Шойна, ввели строжайшие меры, запрещающие что-либо мыть или убирать в том крыле здания, где работает Шойн. Другими словами, они понимают, что «Криптономикон» жутко важен, и всячески его берегут. Некоторые и впрямь сверяются с этими заметками, расшифровывая японские сообщения или даже взламывая целые криптосистемы. Однако Уотерхауз первый, кто (поначалу) указывает на ошибки в записях Шойна, потом (вскоре) собирает кипу листов в нечто более упорядоченное и (со временем) начинает добавлять свое.
Однажды Шойн ведет его вниз, потом по длинному коридору без окон к стальной двери, которую сторожат дюжие мирмидоняне, и показывает вторую шикарнейшую штуку в Перл-Харборе — комнату, набитую техникой «Электрикал Тилл корпорейшн», которая используется для подсчета частот встречаемости букв в перехваченных японских сообщениях.
Самая же роскошная машина[16] на станции «Гипо» — глубже в клоаке под зданием. Помещение, где она хранится, похоже на банковский сейф, только вдобавок начинено взрывчаткой, чтобы взлететь на воздух в случае японского вторжения.
Эту машину каперанг Шойн построил больше года назад для взлома японского шифра «Индиго». Судя по всему, к началу 1940 года каперанг Шойн был благополучным, уравновешенным молодым человеком, на которого вывалили огромные листы с цифрами, полученными станциями перехвата по всему Тихому океану (возможно, думает Уотерхауз, Альфа, Браво, Чарли и т. д.). Эти цифры — японские сообщения, зашифрованные, по косвенным признакам, с помощью машины. Однако про саму машину не известно ровным счетом ничего: используются ли в ней шестерни, поворотные переключатели, коммутаторная панель, их комбинация или какой-то иной механизм, до которого белые люди пока не додумались; сколько таких механизмов используется или не используется; как именно они работают. Кроме самого факта, что цифры эти, с виду совершенно случайные, переданы по радио (возможно, неправильно), у Шойна не было никаких, абсолютно никаких данных.
Тем не менее к середине 1940 года эта машина стояла в подвале на станции «Гипо». Стояла, потому что Шойн ее построил. Машина безошибочно расшифровывала каждое перехваченное японское сообщение с кодом «Индиго», а значит, являлась функциональным дубликатом японской шифровальной машины «Индиго», которую ни Шойн, ни какой другой американец не видел в глаза. Шойн построил ее, просто изучая громадные ряды по виду случайных цифр и применяя некий процесс индукции. Где-то по ходу дела он расшатал свою нервную систему и теперь примерно раз в две недели слетал с катушек.
К началу войны Шойн на инвалидности и глушит себя таблетками. Уотерхауз проводит с ним столько времени, сколько разрешают врачи, потому что убежден: все, что произошло в голове у Шойна между той минутой, когда на него вывалили груду цифр, и временем, когда он закончил строить машину, — пример невычислимой функции.
Примерно раз в месяц Уотерхаузу повышают допуск, пока он не достигает высочайшего мыслимого уровня (или так он по крайней мере думает), то есть Ультра-Мэджик. «Ультра» называют англичане сведения, полученные от взлома немецкой шифровальной машины «Энигма», «Мэджик» — американцы то, что дает им «Индиго». «Ультра-Мэджик» — переплетенная подшивка документов с чередующимися черными и красными абзацами на титульном листе. Параграф номер три гласит:
НЕ ПРЕДПРИНИМАТЬ НИКАКИХ ДЕЙСТВИЙ НА ОСНОВАНИИ ИЗЛОЖЕННОЙ ЗДЕСЬ ИНФОРМАЦИИ, НЕВЗИРАЯ НА ЛЮБЫЕ ВРЕМЕННЫЕ ВЫГОДЫ, ЕСЛИ В РЕЗУЛЬТАТЕ ТАКОВЫХ ДЕЙСТВИЙ НЕПРИЯТЕЛЬ СМОЖЕТ УСТАНОВИТЬ НАЛИЧИЕ ИСТОЧНИКА.
Вроде бы все ясно? Лоуренс Притчард Уотерхауз не так в этом уверен.
…ЕСЛИ В РЕЗУЛЬТАТЕ ТАКОВЫХ ДЕЙСТВИЙ НЕПРИЯТЕЛЬ СМОЖЕТ УСТАНОВИТЬ…
Примерно в это время Уотерхауз делает открытие относительно себя: ему лучше всего работается, когда не отвлекают посторонние мысли, то есть примерно день после семяизвержения. Так что в порядке исполнения долга перед Соединенными Штатами он начинает помногу бывать в борделях. Однако на жалованье ксилофониста особо не разбежишься, поэтому он ограничивается тем, что эвфемистично зовется массажем.
…В РЕЗУЛЬТАТЕ… ДЕЙСТВИЙ… УСТАНОВИТЬ…
Слова привязчивы, как триппер. Во время массажа он лежит на спине, закрыв руками лицо, и бормочет про себя. Что-то его грызет. Он знает: когда что-то вот так грызет, значит, он, вероятно, скоро напишет новую статью. Но прежде надо сделать кучу поденной умственной работы.
Его осеняет во время битвы за Мидуэй, когда они с товарищами проводят по двадцать четыре часа у машин ЕТК, расшифровывая переговоры Ямамото, сообщая Нимицу, где точно будет японский флот.
Какова вероятность, что Нимиц обнаружит флот случайно? Вот вопрос, который наверняка задаст себе Ямамото.
Все это (странное дело) — вопрос теории информации.
…ДЕЙСТВИЙ…
Что такое действие? Да что угодно. Это может быть нечто очевидное, скажем, разбомбить японский военный объект. Все согласятся, что это — действие. Однако изменить курс авианосца на пять градусов — или не изменить — тоже действие. Или выдвинуть к Мидуэю ровно такие силы, которые нужны, чтобы отбить японское нападение. Или что-то гораздо менее драматичное, скажем, отменить операцию. В определенном смысле действием может быть даже полное бездействие. Все это в какой-то мере рациональный ответ командования на ИЗЛОЖЕННУЮ ЗДЕСЬ ИНФОРМАЦИЮ, и любое из этих действий может быть замечено японцами. Насколько хорошо японцы умеют вычленять информацию из шума? Есть ли у них свои Шойны?
…СМОЖЕТ УСТАНОВИТЬ…
Что, если японцы догадаются? И при каких именно обстоятельствах они вычислят НАЛИЧИЕ ИСТОЧНИКА?
Предположим, действие не могло произойти, если бы американцы не взломали «Индиго», — тогда для японцев это четкое свидетельство его взлома. Наличие источника — машины, которую построил Шойн, — будет установлено.
Уотерхауз верит, что американцы — не идиоты. Но что, если все не так просто? Что, если действие крайне маловероятно без знания шифра? Что, если американцам слишком часто везет?
Насколько смело можно вести игру? Игральные кости со свинцом, в которых всегда выпадают шестерки, распознаются в несколько бросков. Кости, в которых шестерки выпадают на один процент чаще, чем в обычных, распознать труднее — их придется бросать много дольше.
Если японцы будут попадать в засаду, если их собственные засады будут обнаруживаться заранее, если их торговые корабли будут натыкаться на американские субмарины чаще, чем подсказывает обычная вероятность, — как быстро они это заметят?
15
«Гипо» у военных означает букву «Эйч». Сообразительный малый Уотерхауз догадывается, что должны существовать по меньшей мере еще семь: Альфа, Браво, Чарли и так далее.