— Кто этот человек? — спросил я.
— Гельмут Шуппе, сударь, — с ухмылкой ответил капрал. — Тоже отправляется в Сибирь. А во всем остальном настоящий счастливчик. Полночи держал пари и почти всегда выигрывал. Он говорил с ней, хотя вряд ли здесь можно применить слово «говорил»…
Охранник внезапно замолчал.
— В чем же состоит его преступление? — спросил я, внимательно всматриваясь в заключенного. Он вытащил из-под мехового полушубка сумку и положил туда выигранные деньги. Гельмут Шуппе был невысокого роста, но крепкий, как медведь, и с виду мог дать отпор любому, кто осмелился бы покуситься на его добычу.
Капрал вытащил из кармана грязный лист бумаги.
— А, ну вот, — произнес он, по складам разбирая то, что было в ней написано. — Братоубийца. Прикончил собственного брата. Хладнокровно. А затем съел его печень. Сырую.
Значит, это то самое чудовище, о котором я читал накануне.
— Снимите с него кандалы, — приказал я, как только возобновился шум.
Поймали еще несколько крыс и вновь начали делать ставки на их бойцовские качества. Завязалась довольно жесткая перепалка. Я отвернулся от омерзительного зрелища, однако истошный писк и визг грызунов, которых их хозяева держали за хвосты, поддразнивая противников, продолжал терзать мне слух.
— Освободить его, сударь?! — нагло переспросил капрал.
— Вы слышали, что я сказал.
Он подковылял к скамье, опустился на одно колено и начал снимать кандалы с преступника. Через минуту Гельмут Шуппе был свободен от цепей, хотя, конечно, до настоящей свободы ему было далеко. За ним стоял магдебуржец, приставив к спине мушкет. Сильным ударом ствола он подтолкнул арестанта ко мне.
Шуппе был ниже меня ростом, но благодаря шерстяному полушубку казался намного толще, чем был на самом деле. Из-за высоких скул, узких глаз, крупного широкого носа и тонкого чувственного рта я принял его за лапландца, несмотря на чисто немецкое имя. Яркие языки пламени освещали синевато-багровые отметины на обеих щеках. Крупные буквы «М».[25]
— Вы неплохо подзаработали на этих созданиях, — сделал я попытку начать дружелюбную беседу.
Кох стоял рядом со мной, а солдаты, хотя и отошли на шаг или два, продолжали держать мушкеты наготове.
— Хотите знать, на какую из них поставить? — спросил мужчина немного в нос. В его произношении не было ни малейшего намека на акцент лапландского племени, его немецкий был чист и правилен. — Уж мне-то они знакомы, — сказал он и расхохотался так громко, что на его полушубке даже ворс дыбом поднялся.
— Да уж наверняка, — согласился я. — А теперь расскажите-ка мне о той женщине.
Шуппе прищурился и внимательно взглянул мне в лицо:
— О какой такой женщине?
— Об Анне Ростовой, — ответил я.
— Ах о той. — Шуппе улыбнулся, и его смех вновь громом разнесся вокруг. — Когда человек осужден, он ищет удовольствий где придется. С собой ему нечего забирать. Только деньги, сударь. За деньги можно купить глоток спиртного, теплое одеяло. А что еще нужно? Немного поесть. Женщину… В общем, я неплохо провел прошлую ночь. Грог, пари и теплое тело, прижавшееся ко мне.
— Расскажите, пожалуйста, поподробнее о том теплом теле, — попросил я вполне равнодушным тоном, хотя этот тон стоил мне немалых усилий.
У меня перехватило дыхание от картины, представшей перед моим мысленным взором: Анна Ростова, как животное совокупляющаяся в темном углу мрачного притона с извергом, который не только убил собственного брата, но и съел его.
— И что она вам рассказывала? — спросил я.
Грубый раскатистый смех, вырвавшийся из его глотки, заставил все головы повернуться в нашу сторону.
— Конечно, у них между ног есть теплые губы, но они ведь ни о чем не говорят!
— Прежде чем вы отправитесь в свое долгое путешествие на восток, я могу отдать приказ высечь вас до полусмерти, Гельмут Шуппе, — холодно произнес я. — Или что-то похуже, если узнаю, что вы каким-то образом причастны к ее смерти.
Угроза не произвела на него ни малейшего впечатления, как мне пришлось вскоре убедиться, но мои слова стали причиной небольшого чуда. Я бросил камень в пруд, и круги, возникшие на воде, сообщили мне то, что в противном случае я никогда бы не узнал. Гельмут Шуппе, братоубийца и каннибал, был тронут новостью о смерти Анны Ростовой.
— Смерти, сударь? — прошептал он вдруг нежным, как у ребенка, голосом.
— Да, ее задушили, — ответил я.
— Я видел ее убийцу, сударь, — прошептал Шуппе, глядя мне прямо в глаза.
Я затаил дыхание.
— И вы могли бы его описать?