Много общего между троцкистами и маоистами и в методах социалистического строительства, в основе которых лежит субъективизм и волюнтаризм, отсутствие научного понимания законов развития социалистической экономики.
Троцкисты добивались введения военизированных форм и методов организации производства. Они считали, что основой такого производства должен быть принудительный труд. Причём, по их мнению, должен быть сохранен применявшийся в период гражданской войны метод строгого регламентирования в распределении совокупного общественного продукта при сохранении низкого уровня потребления. Троцкий требовал уравнительности в области потребления для трудящихся с сохранением принципа ударности, т. е. максимальной мобилизации усилий рабочих и крестьян в производстве. В. И. Ленин, как известно, категорически отверг подобные установки Троцкого. «Это совершенно неверно,— говорил он.— Ударность есть предпочтение, а предпочтение без потребления ничто. …Предпочтение в ударности есть предпочтение и в потреблении»[306].
Маоисты воспроизводят эти установки Троцкого: они ориентируются на принудительный труд, на создание трудовых армий, на применение в народном хозяйстве военных методов. Они объявили беспощадную войну принципу материальной заинтересованности, называя его «контрреволюционным экономизмом».
Метод голого администрирования, командования, насилия нашёл своё выражение в тезисе Троцкого и его сторонников относительно «завинчивания гаек», «перетряхивания профсоюзов». Этот метод троцкисты предлагали сделать основой внутренней политики нашей партии в её взаимоотношении с трудящимися страны. Китайские руководители воспроизводят этот метод в расширенном масштабе.
Ликвидация профсоюзных организаций, упразднение демократических принципов в жизни, «революционизация» промышленных предприятий с помощью воинских частей, непрерывные кампании по чистке кадров — таков далеко не полный перечень маоистских методов, применяемых в жизни. Троцкий пытался искусственным путём ускорить мировой революционный процесс, т. е. с помощью развязывания мировой войны. Мао Цзэдун преследует ту же самую цель, но с помощью «народной войны».
Много общего между маоизмом и анархизмом. Анархизм, как известно, представлял собой наиболее законченную форму выражения мелкобуржуазного революционаризма на заре пролетарского движения, когда борьба пролетариата была ещё неразвитой и в ней преобладали формы, свойственные начальным этапам пролетарского движения. «…Анархизм,— говорил В. И. Ленин,— порождение отчаяния. Психология выбитого из колеи интеллигента или босяка, а не пролетария…»[307].
Требование немедленной революции, безотлагательного переворота, слепая вера в чудодейственную силу всякой активности — характерные черты анархизма. Понимание революции прежде всего как акта всеобщего разрушения сочетается с довольно смутным представлением о созидательной деятельности после революции. Это роднит с анархизмом маоизм, который в революции и в послереволюционном периоде видит только разрушение.
С бланкистами маоистов объединяет то, что и те и другие исходят из предположения, что смелый революционный порыв заговорщиков (вооружённое восстание, бунтарские выступления) послужит стимулом, толчком, искрой к широкому пожару — массовому восстанию во имя победы социальной революции. В. И. Ленин называл тактику бланкистов «бланкистской авантюрой», «игрой в захват власти». Как и для бланкизма, для маоизма характерна заговорщическая тактика, основой которой является ставка на действия лишь верхушки руководителей, без учёта объективных условий.
Много общего между маоистами и народниками. Утверждение о том, что крестьянство якобы обладает «социалистическими инстинктами», что деревенская община — зародыш социализма, что крестьянские бунты спасут человечество от капитализма и эксплуатации — все эти политические установки народничества повторены в новом издании маоистами, которые мечтают построить коммунизм в Китае вначале в деревне, а крестьянство рассматривают, как самую великую силу созидания. Стремление беднейшей части китайского крестьянства к уравнительному распределению рассматривается маоистами как высокий уровень коммунистической сознательности крестьян.