Реакционная сторона китайского буржуазного национализма заключалась в том, что с момента своего появления он носил черты великоханьского шовинизма, в нём содержались идеи национального превосходства китайцев над другими народами, проявлялось стремление к расизму и гегемонизму. Стремление китайской буржуазии к величию и гегемонии Китая на международной арене находилось в противоречии с угнетённым полуколониальным положением страны, что крайне обостряло её национальное самолюбие.
Идеологи китайской буржуазии считали жёлтую расу особой, выдающейся, причём руководящую роль отводили в ней ханьцам, которые должны, согласно их взглядам, со временем установить свою гегемонию над всем миром. Так, Кан Ювэй в письме к Лян Цичао в октябре 1907 г. писал о том, что, если в Китае «не возникнет бунт», он «станет гегемоном мира»[60]. Наиболее ярко гегемонистские настроения были выражены в начале ⅩⅩ в. Лян Цичао. В биографии Кан Ювэя он писал: «Спустя десять или двадцать лет после проведения реформ Китай станет богатым и могучим, тогда народ сможет заняться военным делом. А когда (у нас) укрепится армия, мы призовём Англию, Францию, Америку, Японию и отбросим сильную Россию. В результате лишь одного сражения Китай станет гегемоном. Тогда и наступит на земном шаре эра Великого Единения (Датун)»[61].
Из этого следует, что идеологи китайской буржуазии видели конечную цель не в создании процветающего и независимого Китая, который будет стремиться к равноправным и справедливым отношениям с другими государствами и народами, а в возвышении Китая над другими странами, превращении его в гегемона. Этот дух презрительного отношения ко всему некитайскому, уверенность в своём моральном превосходстве над другими народами китайская буржуазия сохраняла вплоть до 1949 г., т. е. до полного разгрома Чан Кайши.
Победа Народной революции в 1949 г. и первые успехи социалистического строительства, достигнутые при помощи Советского Союза и других социалистических стран, вызвали в Китае, с одной стороны, всеобщий патриотический подъём, а с другой — возродили «национальное чванство», оживили националистические устремления определённой части китайского населения. В силу ряда субъективных и объективных факторов эти настроения всё больше превращались в великоханьский шовинизм. Конечно, этот процесс не носил бы фатального характера, он мог быть пресечён и приостановлен, если бы народным государством руководила сплочённая марксистско-ленинская партия, способная преодолеть любое антинародное, антисоциалистическое идейное и политическое течение. Но КПК таковой не являлась, в ней, как подчёркивалось выше, шла борьба двух линий: марксистско-ленинской и националистической, мелкобуржуазной. Более того, марксистско-ленинская, интернационалистическая линия стала жертвой антимарксистской политики группы Мао Цзэдуна. В конечном счёте это объясняется на наш взгляд, тем, что в составе КПК абсолютно преобладали представители крестьянских масс, а рабочая прослойка составляла ничтожное меньшинство. Рабочий класс Китая не смог удержать в своих руках авангардную роль на буржуазно-демократическом этапе революции и твёрдо занять руководящее положение в стране на её социалистическом этапе. Мао Цзэдун и его единомышленники не только не стремились укрепить авангардную роль китайского рабочего класса, но, наоборот, всячески пытались её ослабить. Рабочий класс КНР не смог противостоять напору националистических мелкобуржуазных идей и настроений, оказать достаточное сопротивление Мао Цзэдуну и его сторонникам. В результате Мао Цзэдун и его сторонники получили возможность нанести удар по КПК и рабочему классу Китая, толкнуть страну на путь великоханьского шовинизма и гегемонизма.
Проникновение марксизма-ленинизма в Китай, становление и развитие Китайской коммунистической партии, зарождение в стране пролетарского интернационализма проходили в упорной борьбе с национализмом, противостоявшим в то время интернационалистической линии Коминтерна. В самом конце 20‑х — начале 30‑х гг. национализм в рядах КПК выразился в так называемой линии Ли Лисаня. Сущность взглядов Ли Лисаня заключалась в том, что в центр всех мировых событий он ставил Китай и рассматривал китайскую революцию как «главный столб мировой революции», т. е. подходил к мировому революционному процессу с позиции китаецентризма. Ради победы революции в Китае Ли Лисань и его сторонники были готовы пожертвовать всем — существованием Советского Союза, миллионами жизней рабочих и крестьян не только в Китае, но и в других странах, поскольку они рассчитывали в интересах китайской революции развязать мировую войну.