– Мистер Кленнэм, – сказал старик, вставая и приподымая шапочку над головой, – вы оказываете мне честь. Милости просим, сэр. – Он низко поклонился. – Фредерик, дай стул. Прошу садиться, мистер Кленнэм.
Он снова надел шапочку и сел. Оттенок благосклонности и покровительства сквозил в его манерах. С такими же церемониями принимал он своих товарищей по заключению.
– Добро пожаловать в Маршалси, сэр. Я приветствовал многих джентльменов в этих стенах. Быть может, вам известно (моя дочь Эми могла случайно упомянуть об этом), что я Отец Маршалси.
– Я… да, я слыхал, – ответил Артур, пораженный этим заявлением.
– Вы знаете, конечно, что моя дочь Эми родилась здесь. Добрая девочка, сэр, милая девочка, мое утешение и опора. Эми, милочка, подай тарелку; мистер Артур извинит простоту наших нравов, вынужденную стесненными обстоятельствами. Быть может, сэр, вы сделаете мне честь…
– Благодарю вас, – произнес Артур, – я совершенно сыт.
Он был поражен манерами старика и его уверенностью, что дочь не скрывала их семейной истории.
Она налила ему стакан, пододвинула ближе к отцу предметы, стоявшие на столе, и села рядом с ним. Очевидно, по установившемуся у них обычаю, она отрезала кусок хлеба для себя и иногда прикасалась губами к стакану, но Артур заметил, что она расстроена и ничего не ела. Ее взгляд, остановившийся на отце с выражением удивления и гордости и в то же время стыда за него, глубоко проник ему в сердце.
Отец Маршалси относился к своему брату с благодушием снисходительного человека: простоватый малый, пороха не выдумает.
– Фредерик, – сказал он, – ты сегодня ужинаешь у себя с Фанни, я знаю. Куда же девалась Фанни, Фредерик?
– Она гуляет с Типом.
– Тип, как вам, может быть, известно, мой сын, мистер Кленнэм. Он порядочный дикарь, и пристроить его было трудновато, но и знакомство его с миром, – он слегка вздохнул, пожал плечами и обвел глазами комнату, – совершилось при условиях довольно плачевных. Вы в первый раз здесь, сэр?
– В первый раз.
– Да, я, по всей вероятности, знал бы о вашем поступлении. Весьма редко случается, чтобы поступающий сюда мало-мальски порядочный человек не был мне представлен.
– Случалось, что моему брату представлялось до сорока-пятидесяти человек в день, – сказал Фредерик, и слабый луч гордости осветил его лицо.
– Да, – подтвердил Отец Маршалси, – случалось и больше. По воскресеньям в конце судебной сессии бывает настоящее levee [13], настоящее levee. Эми, милочка, сегодня я целый день старался припомнить фамилию джентльмена из Кэмбервеля, которого познакомил со мной на Рождестве тот любезный торговец углем, что провел здесь шесть месяцев, помнишь?
– Я не помню его фамилии, батюшка.
– Фредерик, может быть, ты помнишь?
Фредерик вряд ли даже слышал фамилию. Без всякого сомнения, Фредерику менее, чем кому-либо на свете, можно было предлагать подобный вопрос с надеждой получить ответ.
– Я говорю о том джентльмене, – продолжил его брат, – который так деликатно совершил прекрасный поступок. Ха… кхе… Решительно не могу припомнить фамилию. Мистер Кленнэм, так как я случайно упомянул о прекрасном и деликатном поступке, то, может, вам интересно будет узнать, в чем он состоял.
– Очень интересно, – сказал Артур, отводя взгляд от бледного личика, на котором снова мелькнуло тревожное выражение.
– Этот поступок настолько великодушен и свидетельствует о таких прекрасных чувствах, что я считаю долгом упоминать о нем при каждом удобном случае, не обращая внимания на личные чувства. Э… да… э… к чему скрывать этот факт… надо вам сказать, мистер Кленнэм, что здешние посетители считают иногда своим долгом предложить мне небольшое приношение… как Отцу этого места.
Видеть, как она дотронулась до его руки, точно желая остановить, как отвернула свое боязливое робкое личико, было грустное зрелище.
– Это делается, – продолжил он тихим ласковым тоном, волнуясь и по временам откашливаясь, – это делается… э… хм… в различной форме; обыкновенно… ха… в форме денег, и я должен сознаться, приношение… хм… почти всегда принимается. Джентльмен, о котором я говорю, был представлен мне, мистер Кленнэм, в выражениях, самых лестных для моих чувств, и держал себя не только весьма учтиво, но и… э… хм… с большим тактом.
Все это время он беспокойно скреб тарелку вилкой и ножом, хотя на ней уже ничего не оставалось.
– Из его слов можно заключить, что у него был сад, хотя он очень осторожно говорил об этом, зная, что сады… хм… недоступны для меня. Но это выяснилось, когда я любовался прекрасным кустом герани, который он принес с собой из своей теплицы. Когда я восхищался роскошными красками цветка, он указал мне приклеенный к горшку билетик с надписью: «Для Отца Маршалси» – и предложил мне растение в подарок. Но это было… хм… не все. Прощаясь, он попросил меня снять с горшка билетик через полчаса. Я… кха… так и сделал и нашел под ним… э… хм… две гинеи. Уверяю вас, мистер Кленнэм, я получал… хм… приношения различного достоинства и в различной форме, и они всегда… кха… принимались, но ни одно из них не доставило мне такого удовольствия, как это… э… хм… это приношение.