– Нет-нет, – сказал мистер Мигльс, – не совсем правильно. Не другие дети. Другой ребенок.
– Простите, я, может быть, затронул слишком тяжелую тему.
– Ничуть, – сказал мистер Мигльс. – Я становлюсь серьезным, вспоминая об этом, но не горюю, не чувствую себя несчастным. У Милочки была сестра (они были близнецами), которая умерла в таком возрасте, что мы едва могли видеть ее глаза (такие же, как у Милочки) из-за стола, когда она вставала на цыпочки.
– А, вот как!
– Да, и так как мы люди практические, то в конце концов у нас с миссис Мигльс явилось убеждение, которое вы, может быть, поймете, а может быть, и не поймете. Милочка и ее малютка сестра были так похожи друг на друга, что мы как-то не могли разделять их в мыслях со времени этого несчастья. Бесполезно было бы уверять нас, что наше дитя умерло в младенческом возрасте. Оно изменялось и вырастало вместе с изменениями и ростом ребенка, который остался у нас и никогда не разлучался с нами. По мере того как вырастала Милочка, вырастал и тот ребенок; по мере того как Милочка становилась взрослой и разумной, становилась взрослой и разумной ее сестра, в точно такой же степени. Убедить меня в том, что, переселившись в иной мир, я не встречу, по милости божией, дочери такой же, как Милочка, – убедить меня в этом так же трудно, как в том, что сама Милочка не живое существо.
– Я понимаю вас, – тихо сказал его собеседник.
– Что до нее самой, – продолжил отец, – то, конечно, потеря своего живого портрета и подруги детских игр и раннее знакомство с тайной смерти, которая суждена всем нам, но не часто открывается ребенку, не могли не оказать известного влияния на ее характер. К тому же ее мать и я поженились уже в немолодом возрасте, и Милочка росла, так сказать, в атмосфере старости, хотя мы старались приспособиться к ней. Нам не раз советовали, когда она была не совсем здорова, как можно чаще менять для нее климат и воздух, особенно в этот период ее жизни, и доставлять ей всяческие развлечения. И так как теперь я не прикован к своему столу в банке (хотя в свое время знавал-таки нужду, оттого и женился на миссис Мигльс так поздно), то вот мы и рыскаем по свету. Оттого-то мы и встретились с вами на Ниле и глазели вместе с вами на пирамиды, на сфинксов, на пустыню и все прочее, и оттого-то Тэттикорэм сделается со временем путешественницей почище капитана Кука [6].
– От души благодарю вас, – сказал его собеседник, – за вашу откровенность.
– Не за что, – ответил мистер Мигльс, – я к вашим услугам. А теперь позвольте мне спросить вас, мистер Кленнэм: куда вы поедете?
– Право, не знаю. Я чувствую себя таким одиноким и чужим повсюду, что мне все равно, куда ни занесет случай.
– Мне крайне странно, простите мою смелость, что вы не отправитесь прямо в Лондон, – сказал мистер Мигльс тоном благодушного советника.
– Может быть, я и отправлюсь.
– Aгa! Но не без цели же?
– У меня нет никаких целей! То есть, – он слегка покраснел, – почти никаких, которые бы я мог привести в исполнение в настоящее время. Подчинившись насилию, сломившись, но не согнувшись, я был прикован к делу, которое никогда не было мне по душе и о котором не спрашивали моего мнения; меня увезли на другой конец света еще несовершеннолетним, и я прожил в изгнании до смерти отца в прошлом году, принужденный вечно вертеть колесо, которое я ненавидел. Что же могло выйти из меня при таких условиях? Мои цели, планы, надежды? Все эти огни погасли раньше, чем я научился говорить.
– Зажгите их снова! – сказал мистер Мигльс.
– Да, легко сказать! Я сын суровых родителей, мистер Мигльс. Я единственный ребенок родителей, которые взвешивали, мерили и оценивали все на свете, для которых то, что не может быть взвешено, измерено и оценено, вовсе не существовало. Строгие люди, представители мрачной религии, которая вся заключалась в том, чтобы приносить в жертву чувства и симпатии, и без того недоступные для них, в расчете обеспечить этим свое благополучие. Суровые лица, неумолимая дисциплина, покаяние в этом мире и ужас в будущем; ни ласки, ни привета, пустота в запуганном сердце – вот мое детство, если только можно применить это слово к подобному началу жизни.
– Вот оно что! – сказал мистер Мигльс, крайне смущенный картиной, представлявшейся его воображению. – Суровое начало. Но оно прошло, и вы должны пользоваться всем, что остается для вас, как практический человек.
6
Кук Джеймс (1728–1779) – английский мореплаватель; совершил три кругосветных путешествия, открыл ряд островов в Тихом океане и обследовал восточный берег Австралии.