Немцы напали на Данию и Норвегию в апреле 1940 года, обеспечив себе таким образом доступ к природным ресурсам Скандинавии и предотвратив британскую интервенцию в Северной Европе. Однако «странная война» закончилась, когда 10 мая Германия напала на Нидерланды и Францию. К 14 июня около ста тысяч французских и шестьдесят тысяч британских солдат погибли, а немцы уже были в Париже. Франция пала значительно быстрее, чем кто-либо мог ожидать. В том же июне 1940 года Советский Союз тоже расширил свою империю на запад, аннексировав все три независимых Балтийских государства: Эстонию, Латвию и Литву.
В Литве, самом крупном и густозаселенном Балтийском государстве, национальный вопрос и вопрос международных отношений стояли особенно остро. В межвоенный период Литва потребовала себе находившийся на северо-востоке Польши город Вильнюс вместе с окрестностями. Хотя эти территории были преимущественно населены поляками, евреями и беларусами, литовцы считали Вильнюс своей столицей по праву, поскольку он был столицей важного государства периода Средневековья и раннего Нового времени – Великого Княжества Литовского. В 1920-х и 1930-х годах лидеры независимого Литовского государства использовали в качестве административного центра Каунас, но своей столицей считали Вильнюс. Сталин сыграл на этих эмоциях в 1939 году: вместо того, чтобы аннексировать Вильнюс для Советского Союза, он подарил его все еще независимой Литве. Неудивительно, что ценой за это было установление советских военных баз на литовской территории. Советские войска, уже расположившиеся здесь, были наготове, когда политическая революция, даже более поспешная и искусственная, чем в Восточной Польше, была навязана Литве летом 1940 года. Большая часть литовской политической элиты сбежала в нацистскую Германию[286].
За всем этим внимательно наблюдал японский консул в Литве, Тиунэ Сугихара, который в Каунасе мониторил немецкие и советские военные передвижения. Летом 1940 года японское руководство взяло четкий курс: оно будет стараться заключить нейтралитет с Советским Союзом. Обезопасив таким образом северную территорию, японцы могли планировать на 1941 год движение в южном направлении. Сугихара был одним из относительно немногих японских чиновников, в компетенции которых было следить за развитием немецко-советских отношений после падения Франции. Не имея штатных подчиненных, он использовал в качестве информаторов и помощников польских военных офицеров, которые избежали как советского, так и немецкого ареста. Он давал им японские паспорта и возможность пользоваться японскими дипломатическими должностями. Сугихара помогал полякам находить спасительные лазейки для их друзей-офицеров. Поляки поняли, что можно устроить поездку в Японию через Советский Союз, имея какую-то выездную японскую визу. Этим путем удалось бежать только небольшому количеству польских офицеров, хотя по крайней мере один из них добрался до Японии и писал разведывательные донесения о том, что видел, пересекая СССР[287].
В это же время Сугихару начали навещать еврейские беженцы. Эти евреи были польскими гражданами, которые сбежали от немецкого вторжения в сентябре 1939 года, но теперь боялись советской власти. Они слышали про июньскую депортацию евреев 1940 года и опасались повторить их судьбу. Они были правы: годом позже советская власть депортирует семнадцать с половиной тысяч человек из Литвы, семнадцать тысяч – из Латвии и шесть тысяч – из Эстонии. При содействии польских офицеров Сугихара помог нескольким тысячам евреев выбраться из Литвы. Они проделали длинный путь на поезде через Советский Союз, затем кораблем в Японию, а оттуда – в Палестину или США. Эта операция была заключительной частью (молчаливой, но прочной) нескольких десятилетий сотрудничества польской и японской разведок[288].
* * *
В 1940 году нацистские лидеры хотели избавиться от примерно двух миллионов евреев на своей половине Польши, но не могли договориться между собой, как этого достичь. Изначальный военный план предусматривал создание своего рода резерваций для евреев в Люблинском округе Генерал-губернаторства. Однако, поскольку площадь захваченной немцами территории Польши была относительно невелика, а Люблин от Берлина не дальше (700 км), чем два огромных города, из которых депортировали бы евреев (600 км до Варшавы и 500 км до Лодзи), то это так и не стало приемлемым решением проблемы. Ганс Франк, генерал-губернатор, возражал против прибытия евреев на свою территорию. В конце 1939-го и в начале 1940 года Гиммлер и Грейзер продолжали привозить поляков из Вартеланда в Генерал-губернаторство – всего 408 525 человек, что было близко к числу польских граждан, депортированных советской властью. Это принесло огромные страдания переселяемым, но не помогло изменить этнический баланс в Германии. Поляков было попросту слишком много, и перемещение их из одной части оккупированной Польши в другую только добавило хаоса. Это вряд ли способствовало воплощению в жизнь великой мечты Гитлера об освобождении жизненного пространства на востоке[289].
286
См.:
287
288
Об указанных цифрах см.:
289
Число депортированных (408 525 человек) – это сумма депортированных во время главных операций. Резерфорд приводит цифру пятьсот тысяч человек (см.: