— Хватит, — сердито бросил Черняк. — Чистая энергия… All right[179]. До завтра.
Слово «чистая» затронуло в нем какую-то щемящую струну. Черняка ©кружил полуденный жар. За порыжевшими полями начинались песчаные отмели. Каменистая дорога отлого спускалась к Скальному Зубу. В раскаленном мареве казалось, что над землей колышутся прозрачные язычки пламени. Выбеленные солнцем камни слепили глаз. В этом пекле Черняк словно истончился, съежился, как бумажная фигурка, охваченная огнем. Он шел пошатываясь, размахивая руками, словно танцевал, легкое головокружение мешало думать.
«Ну что, шут-дионисиец, где же твоя тень? Ты остался без тени?» Он рассмеялся во все горло. Тень его, тоже съежившаяся под полуденным солнцем, темным мотыльком трепетала под ногами. «Растопчи то, что от нее осталось…» Одиночество, камни, редкие колючие кусты и песчаная отмель ослепительной белизны мерцали в жарком мареве. «Чистый абсурд… Французы придумали прекрасное определение для неба без облаков — чистое…» Пылающее солнце в зените равнодушно царило над миром. «И никаких воспоминаний, о чудо! Прочь их зловещую тень… Вероника — чистая…» Смех его не нарушил кристальной ясности пространства. Стал слышен тихий монотонный шум моря.
Скальный Зуб наискосок вдавался в яркую синеву Львиного залива, его блестящие черно-лиловые камни местами точно опалили языки невидимого пламени, оставив рыжеватые пятна. Какой параноик придумал геометрию? Космические формы бросают ей вызов. Все разумное — ложь… К вершине скалы вела узкая, но удобная тропка, огибавшая два обвала, где фантастические нагромождения камней терялись в кипящей пене волн; но в нескольких метрах от мальмстремов[180] в миниатюре море успокаивалось и тихо покачивалось в летаргии. В сиянии воды и неба ровная линия горизонта точно подернулась фиолетовой дымкой. Атмосфера, стратосфера, эфир, безвоздушное пространство, ставшее видимым: эфир — всего лишь метафизическая выдумка физиков… Черняк, не чуя ног, почти бесплотный, направился к этому краю света. Его точно уносило жаркое дыхание полудня. Осознание иной реальности вдруг ненадолго вернулось к нему: «Чертовы визы, к черту! Прогнившая Европа… Америка, пьяная от долларов, электричества, эгоизма…» И Черняк зашвырнул вызов в Службу по делам иностранцев, мерзкий бумажный комок, в беспечальный пенный гейзер, пронизанный искрящимися радугами.
Скальный Зуб завершался высоким крутым выступом, вздымающимся словно Гималаи — на сорок метров. Столкновение волн, их яростные удары, шум подводной канонады с высоты этой устремленной в небо гранитной шпоры виделись красивыми жидкими кружевами. Карел-Черняк сел на краю пропасти, перед безмерным миром, свесив ноги. Комическое убожество его ботинок цвета птичьего помета, купленных на площади Республики, а теперь повисших над морем, отвлекло его, показалось унизительным. Поджав ноги, он с отвращением расшнуровал ботинки и столкнул их со скалы. Заштопанные, влажные от пота носки, потершиеся на пальцах и пятках, вызвали еще большее омерзение; он снял их и бросил через плечо, чтобы не осквернить подвижную чистоту пенных кружев. Не стоило кидать туда мои штиблеты. До каких пор я буду делать глупости? Его голые ноги под беспощадным светом выглядели плачевнее всего. Он поднял взгляд на блестящий, точно стекло, горизонт, который начал кривиться в дугу… Глаза Черняка наполнились слезами, хотя в голове звучал неудержимый смех. Неожиданно просто он наклонился вперед, над бездной, глубоко вздохнул и легко оттолкнулся от земли, вытянув вперед руки, точно силясь расправить отмершие крылья.
XVIII
Железная дорога
Добравшись до станции в опасной зоне, Огюстен Шаррас и Жюльен Дюпен не знали, что делать дальше. Жюльена пробирал страх, он бегал в сортир каждые десять минут. Шаррас по-отечески ворчал: «Мне тоже иногда случалось дрейфить, Жюльен, как при Нев-Шапель в 1915-м[181], в час X, когда нам в окопах раздали водку. До тех пор страх дремал у меня в желудке, свернувшись в клубок; но в тот момент я почувствовал, будто он поднялся и заголосил у меня внутри так, что едва не лопнули барабанные перепонки. Мне показалось, что земля приобрела зеленоваточерный цвет падали, я представил, что лежу в этой яме с развороченным брюхом и запихиваю свои горячие кишки под шинель. И тут я так рассердился и на эти кишки, и на все мое дрожащее тело. Мне стало тошно от себя самого, сынок. Это верное средство: почувствуй к себе отвращение, и ты увидишь, что станешь сильнее».
181
Битва при Нев-Шанель, населенном пункте у бельгийской границы, состоялась 10–13 марта 1915 г. и не принесла результатов ни одной из сторон. — Примеч. пер.