— Месье, шарлатаны тратят время на науку… для глупцов. Я отношусь к этому гораздо серьезнее.
Мюрье решил назвать себя, не из тщеславия, как он полагал, а чтобы хоть на несколько минут вырваться из одиночества («Поэты, одинокие, как тираны… Грани одиночества… Оставим это…»): «Месье, это я — непродающийся поэт…»
— Я догадался, мэтр. Авторы, интересующиеся своими книгами, заходят ко мне примерно раз в месяц, чаще всего после полнолуния; оно еще не наступило, сегодня 29-е… Они так равнодушно произносят свое имя, что ошибиться невозможно. Я сожалею, что не знаю их, хочу сказать, недооцениваю, среди них есть замечательные поэты… для избранных.
Мюрье это позабавило.
— Слава так мало значит для мироздания, — продолжал лысый человечек. — И хотя я глубоко уважаю вас и ваше ремесло, вы, возможно, согласитесь со мной, мэтр, что подлинная поэзия нашего времени — в знании судьбы, предначертанной звездами… Я всего лишь любитель, но догадываюсь, что у вас должен быть весьма интересный гороскоп.
— В прошлом — ничего интересного… А будущее — в тумане…
— Понимаю вас. Не пытайтесь узнать, так будет разумнее. После Мюнхена я перестал составлять гороскопы. Люди не на высоте своей судьбы, и звезды сейчас слишком тяжелые. Нужно читать Нострадамуса.
— И Иоанна Богослова[227].
Мюрье из вежливости приобрел «Трактат о научной астрологии» какого-то ученого голландца. Поэт гордился своими плебейскими корнями, дедом Изидором Мюрье, плотником из Безансона, республиканцем при Империи, и отцом Жан-Полем Мюрье, сельским врачом, свободомыслящим, франкмасоном, дрейфусаром, восхищавшимся отцом Комбом[228], Луизой Мишель[229] и Севериной[230], человеком из народа, сильным, обладавшим конкретным, точным и материалистическим умом, которого не обманешь и который доверял своему здравому смыслу и считал смерть вечным сном: ни цветов, ни венков, простая кремация.
К такому отношению к жизни и стремлению обойтись без подпорок Фелисьен Мюрье добавлял лишь разумное эпикурейство, интуицию, воображение, многоликость и угадывание потаенных реальностей… Труды по астрологии — кладезь второсортных поэтических образов; но всякий знает, что второсортная лирика, словесная тарабарщина как раз способствуют продажам книги, ошеломляют критику и вызывают самые интересные отклики: от одержимого читателя из Гваделупы, от юной ученицы аптекаря, которая верит в телепатию и ищет тайный смысл в цифрах, указанных в рецептах. Когда жизнь катится под откос и не сулит ничего, кроме обстановки от «Дюфейеля»[231], банкротств и мобилизаций, — лженаука, полная математического бреда, позволяет вознестись к звездам, к волшебным цифрам, сулящим невероятные выигрыши, к параноидальному лиризму и мистификации созвездий, дает людям возможность отвлечься…
Мюрье заглянул на почту. Только бы не было писем от Клемане! Только бы ничего из Парижа! Телеграмма Люсьена Тиврие вызывала его в Марсель. «Роды прошли хорошо тчк мальчик». Это означало: «Я нашел Огюстена Шарраса». Этот едва знакомый человек был единственным, кого Фелисьен Мюрье хотел видеть, помня о рассвете над Сеной.
XXV
Скептик
Настроение Фелисьена Мюрье переменилось, он стал строить планы. Удовольствие, которому нечаянно отдаешься, когда проходит подавленность, как если бы детские мечты естественным образом сменяли тоску и тревогу. В прошлом Мюрье, должно быть, мечтал бы написать великое и всеми признанное произведение, нести свое имя «на крылах Славы» (но крылья эти из позолоченного картона); найти настоящую любовь или любовь многих женщин, прельщаться то ли благородной плотью, облекающей единственную близкую душу, то ли всеми воображаемыми лицами и телами (здесь воображение наше совсем небогато), особенно самыми недостижимыми, цейлонкой с крутыми бедрами, монголкой, дагомейкой, библейской палестинкой.
Содержание пробудившихся мечтаний зависит от нашего инфантилизма, возраста и силы инстинкта, но они остаются примитивными, на уровне магометанского рая: фонтаны, гурии, сексуальность, направленная в запредельное, — быть может, само представление о запредельном произрастает из сексуальности? Теперь же Мюрье мечтал о студии окнами в парк где-нибудь на Лазурном берегу, тамариндах, пальмах с пышными листьями, видом на море, покое и редких гостях, книгах о полярных краях, об островах Тихого океана и жизни дикарей в джунглях…
227
Автор «Откровений», последней книги Нового Завета, известной также как «Апокалипсис». —
228
Комб Эмиль (1835–1921) — французский политический и государственный деятель, радикал-социалист. Окончил духовную семинарию, затем стал свободомыслящим. Премьер-министр Франции в 1902–1905 гг. Содействовал принятию закона об отделении церкви от государства (9 декабря 1905 г.). —
229
Мишель Луиза (1830–1905) — французская писательница и политическая деятельница, анархистка. Активная участница Парижской Коммуны 1871 г. —
230
Северина (наст, имя Каролина Реми-Гебар, 1855–1929) — французская журналистка и правозащитница, анархистка. —
231
Большой универсальный магазин в Париже, ориентированный на небогатую публику. —