— Ну конечно… Так мы ничего не найдем. Может, по стаканчику?
Заместитель комиссара Карп и агент Ландуа одни занимались текущими делами. Комиссара вызвали в префектуру, и неизвестно было, когда он вернется. Коллеги на велосипедах отправились с поручениями в пригороды. Фардье, выпив два литра красного для храбрости, отсыпался дома. Беф бродил из бистро в бистро. Снаружи комиссариат, прилепившийся к высокому дому с облупившимся фасадом, походил на старое почтовое отделение со своей выкрашенной зеленым дверью и пыльными зарешеченными окнами. Красный фонарь, закрепленный на флагштоке, где 14 июля вывешивался флаг, и надпись полукругом «Свобода — Равенство — Братство» придавали ему какое-то убогое своеобразие. Внутри десяток посетителей, похожих на потерянные вещи, топтались у перегородки, разделявшей приемную надвое, на зону улицы и зону власти.
Прием вел Карп. В кабинете комиссара взмокший от пота Ландуа отвечал на телефонные звонки и делал заметки крупным почерком школьника. К такому нарушению иерархии привела сложность внезапно вставших задач. И с агентом Ландуа случилось невероятное. Он пожимал плечами, читая анонимный донос на «господина Леонса Дюрена, виноторговца, по его утверждению, любовника девицы Мелани Трюш, прозванной Трефовой Моникой, который подавал сигналы из окна своей спальни на 6-м этаже дома…» и т. п. Такие письма приходили каждый день, и за ними не было ничего, кроме альковных историй и склок. Более серьезным казалось другое письмо, подписанное «Ансельм Флотт, бывший капрал морской пехоты, участник боевых действий», которое уведомляло комиссара полиции, что «упомянутый Огюстен Шаррас высказывался в коммунистическом и пораженческом духе и, ввиду серьезного положения нашей Родины, может оказаться подозрительным и опасным элементом, о котором всякий добрый гражданин обязан уведомить компетентные органы…» — «Ладно, ладно, знаем мы тебя, Флотт, ты его явно на дух не выносишь, кабатчик, и может, он и прав, что довел тебя до ручки…» Резко зазвонил телефон.
— Алло, комиссариат слушает… Кто? Что? Агент Ландуа, а как Луи, а как Артур…
Не дав ему договорить, из трубки загрохотал хорошо поставленный бас:
— Узнаю вас, капитан Ланглуа… Говорит полковник Брудурудуру… Сообщите вашему начальству… Мост в Крее еще держится, но мы оставляем Уазу…[79] Все очень серьезно. До свидания, капитан.
Агент Ландуа скорчил гримасу. Уаза, Боже мой! Перед глазами промелькнул воскресный утренний пейзаж, над которым нависла катастрофа. Он подошел к Карпу и сказал ему на ухо:
— Звонил полковник, имя вроде Бру-бру-бру, не смог записать… Он просил передать вам, что фрицы перешли Уазу у Крея.
— Я так и подозревал, — ответил подавленно Карп.
— Еще звонил Блен, спрашивал, нужно ли штрафовать торговцев овощами, которые, поскольку некоторые лавочки закрыты, торгуют в неположенных местах…
— Составьте протокол. Приказов префектуры никто не отменял, насколько я знаю.
Сухой, с черным галстуком, заколотым булавкой в виде золотого конька, Карп, грозно блеснув очками, повернулся к посетителям.
— Ландуа, займитесь этими двумя похоронными рожами, вот там, на скамье. Я не понимаю, чего они хотят? Меня от одного их вида воротит.
— Вы, месье!
Коротышка с тройным подбородком, который нервно поскребывал пухлой рукой поля мягкой шляпы, с трудом перегнулся через перегородку и доверительно произнес:
— Прошу вас, месье, пойдемте со мной, нужно официально констатировать супружескую измену.
Карп распрямился, точно атакующая змея, сверкнули очки. Но посетитель увидел только его большой рот с расшатанными зубами.