— А вас случайно не интересует, не рогоносец ли я тоже? Сейчас не время для официальных констатаций. Почитайте газеты, месье. Ступайте, освободите место другим.
Месье почувствовал, что почва уходит у него из-под ног. О нем уже пишут в газетах? И есть особое время для констатаций?
Дама в пенсне сказала, протянув бумаги:
— Завизируйте депешу, please[80]. Я гражданка Великобритании…
— Мадам, больше нельзя отправлять телеграммы в Лондон.
— Вы не правы, месье, я справлялась в Central Office. И потом, это не в Лондон, а в Хэтфорд, мой замок Хэтфорд, графство Суссекс.
Депеша гласила: «Китти родила двух мальчиков и одну девочку, все здоровы тчк обнимаю вас…»
— Кто такая Китти?
— Моя собачка, померанский шпиц…
Карп подписал, шлепнул печать, бурча про себя: «Суссекс, Суссекс… Чтоб она сдохла, твоя шавка… Есть же такие чокнутые… Вот, мадам».
Англичанку сменила другая посетительница с огромным бюстом:
— Я мадам Нелли Тора, ворожея, то есть Тереза-Эрминия Ламбен, вдова, урожденная Декурвье… Хочу сообщить об ужасном преступлении… Убили месье Тартра.
— Скупщика краденого?
— Нет, месье, — Ашиля Тартра.
Карп поднялся в бессильной злобе.
— А от меня вы чего хотите? Звоните в прокуратуру… в уголовный розыск… папе римскому! Следующий.
— Хочу подать жалобу. У меня украли велосипед.
— Пишите, потом отдадите бумагу вне очереди. Если знаете имя и адрес вора, укажите точно… Что еще?
Очки Карпа поблескивали, но глаза были сухи, к горлу подкатывал комок, он с горечью кривил рот и на самом деле плакал без слез. Одна-единственная мысль билась у него в голове, точно язык треснутого колокола: «Нам крышка, крышка, бедный Париж, бедный Париж…» Месье, которому изменила жена, стоял в полумраке, опустив глаза на заплеванный плиточный пол, и медленно крутил в руках свою шляпу… Мадам Нелли Тора развернулась и сделала шаг к двери, потом отступила назад, вынула из сумочки флакон нюхательной соли и долго втягивала в себя нашатырный запах: «Поверить не могу…» Агент Ландуа с налитым кровью лицом слушал пожилую пару в черном, тщедушных, хорошо одетых, чету сирот, давно разменявших пятый десяток. Женщина повторяла рассказ вслед за мужчиной, и Ландуа силился понять их, но перед глазами у него неотступно вставали пейзажи Уазы, и все трое, люди и река, казались ему таинственными просителями с невидимыми петлями на шее.
— Мы из Руана, господин полицейский, тридцать лет держали там скобяную лавку на Колпачной улице. Они пришли по набережной и улице Большого моста… Дом разрушен до основания… У нас ничего, не осталось, месье… Мы едем в Ниор, к нашему зятю, он мобилизован. Мы потеряли младшую дочь в Аржантее, была бомбежка, началась паника. На вокзал Монпарнас она не пришла, поезд опаздывал на три часа, вы понимаете… У девочки задержка в развитии, она милая, но не понимает всего, что ей говорят, ей нужно медленно повторять…
Они открыли медальон с фотографией девушки.
— Дайте мне ее приметы. Сообщу в службу розыска. Фотографию оставьте. Мы ее найдем.
— Фото очень нужно? У нас не осталось другого. А если ее не найдут…
— Нет, не очень нужно. Найдем.
Ему казалось, что весь комиссариат, земля под ним, сам город начали медленно, но верно покачиваться, и это безумное кружение заставляло сердце биться быстрее и наполняло мускулы какой-то дикой энергией. Агент посмотрел сверху на пожилую чету:
— Блондинка, семнадцати лет, бежевое пальто, шрам от операции на шее, говорить с ней медленно — вижу ее как живую. Ее отыщут, ручаюсь.
Двое стариков-сирот пошли к выходу, покачиваясь, точно готовы были упасть. Женщина тихо говорила: «Ты слышал, Гийом? Он сказал: ручаюсь, ее отыщут…»
Агент Ландуа ходил по залу, точно матрос во время качки. Карп остановил его:
— Похоже, убили Тартра, рядом с гостиницей «Маркиза». Сходите поглядеть. И знаете, это уже совершенно не важно.
— Сначала позвоню в службу розыска. Говорю вам, девчушку найдут. С ней надо говорить медленно.
— …медленно, — эхом отозвался Карп.
Ландуа звонил сорок минут. Срываясь на крик, он десять раз повторил приметы белокурой и с трудом говорящей девушки, в бежевом пальто, со шрамом под подбородком, пропавшей во время всеобщего бегства между Аржантеем и Монпарнасом. Город продолжал тихо покачиваться, но где-то среди бегущих толп затерялось тихое и невинное дитя, которое не могло понять жизнь, где люди говорят слишком быстро, и чего ради? Он не сомневался, что спасет ее. Но под конец гневный голос ему ответил: