Динка лежала у её ног, обеспокоенная. То и дело вставала и меняла позу и, наконец, что было для неё необычно во время долгого ожидания, встала. Тамар осторожно осмотрелась: справа от неё был большой металлический шкаф. На окне была решётка. На стене косо висел порванный плакат: "Поймал кайф – проворонил жизнь". Мужчина закончил один разговор, сказав:
– Только я тебя ещё раз предупреждаю: всё время проверяй, чтобы позади него не было никого, кто может нечаянно получить ножом по голове.
У него была красная лысина спереди и длинная коса сзади, и тяжёлые тёмные мешки под глазами. Он положил трубку, и под кожей его рук задвигались мускулы, похожие на буханки хлеба. Во второй телефон он сказал:
– Так пойдите в зоомагазин, там в каньоне[27] наверняка есть, купите ей аквариум, пусть попррробует залезть в аквариум, только чччек не забудь принести!
Выдохнув длинную струю воздуха, будто говоря "Всё на мне", посмотрел на Тамар и спросил, что она умеет делать.
Тамар проглотила слюну. Она умеет петь.
– Громче, не слышно!
Она умеет петь. Она три года поёт в хоре. У неё есть соло. По крайней мере, было, поправилась про себя, до поездки в Италию.
– Мне сказали, что ты поёшь на Бен-Иегуда, это так?
Она кивнула. На стене позади него были приклеены две поцарапанные фотографии. Он там был лет на двадцать моложе, почти голый, красный и блестящий, и боролся с другим мужчиной, очевидно, на каких-то соревнованиях.
– И в чём же дело? Сбежала из дому?
– Да.
– Ладно, ладно, не рассказывай. Не хочу знать. Сколько лет?
– Шестнадцать, – сегодня.
– Сюда пришла добровольно, так?
– Да.
– Тебя никто не заставлял приходить, так?
– Да.
Из переполненного ящика стола он вытащил листы бумаги и толстые блокноты. Рылся в них, пока не нашёл лист с бледно напечатанным текстом. Копия с копии. Она прочитала: я, нижеподписавшийся, заявляю, что пришёл в общежитие артистов г-на Песаха Бейт-Алеви по собственному желанию без принуждения. Торжественно обещаю уважать законы заведения и подчиняться руководству.
– Распишись здесь, – указал он ей толстым красным пальцем, – имя и фамилию.
Минута колебаний. Тамар Коэн.
Песах Бейт-Алеви прочитал, скривившись:
– Тут все вдруг становятся Коэнами, – сказал он, – давай-ка паспорт.
– У меня нет.
– Так другой документ, что-нибудь.
– У меня ничего нет. Я убегала в спешке и не взяла.
Его огромная голова в сомнении склонилась набок. Через минуту решил уступить:
– О-кей. Пока что пусть будет так. Теперь, я могу обеспечить здесь место для ночлега, комнату и кровать, еду два раза в день, обычную утром и горячую вечером. Деньги, которые ты зарабатываешь пением, ты отдаёшь в общежитие за жильё и еду. От меня ты получаешь тридцать шекелей в день на сигареты, питьё и мелкие расходы. Только я тебя по-хорошему предупреждаю, даже не думай меня провести. Спросишь, почему?
Тамар спросила почему.
Он отклонил голову назад и улыбнулся ей поверх зубочистки.
– Ты девушка нежная, так что лучше не вдаваться в подробности. Конечный итог такой – Песаха не обманывают. Мы поняли друг друга? – В один миг Тамар увидела то, о чём говорил Шай, как быстро, почти незаметно один человек в нём сменился другим. – Не то, чтобы не пытались, – он на миллиметр расширил улыбку и вперил холодный взгляд в самые глубины её души, – всегда найдётся умник, который думает, что он будет первым, кому удастся, – на мгновение она увидела кудрявого парня со сломанными пальцами у железной ограды на площади, медленно, опустошённо плетущегося, – но тот, кто, скажем, попытался, больше не пытается. Больше ничего не пытается. – Его глаза, в панике подумала Тамар, что-то не так с этими глазами, они у него ни к чему не прикреплены. Она не знала, что делать, чтобы прекратить эту постыдную дрожь в ногах.
– Одеяло и матрац возьмёшь в последней комнате, в конце кор-р-ридора, где электрические щитки, и поищешь себе комнату. Тут много пустых. Вечером в девять есть ужин в столовой, второй этаж. В двенадцать тушится свет. Кстати, что за собака?
– Она моя.
– Значит всё время только с тобой. Рядом. Мне не надо, чтоб она кого-то тут покусала. Она привита?
– Да.
– А еда для неё?
– Я о ней позабочусь.
– Хорошо. Тебе ррразъяснили, что ты делаешь?
– Нет.
– Ладно, потом. Не всё сразу. – Он снова начал набирать номер и остановился. – Минутку, ещё кое-что: ты употребляешь?
Она не поняла, потом поняла.
– Нет. – Только бы не искал в рюкзаке, подумала. Там у неё была эта "пятёрка" в полиэтилене.
– Не вздумай употреблять здесь. Один раз поймаю – отведу прямо в полицию.