В действительности кондотьерам не приходилось опасаться никого больше, чем своего господина; если они воевали успешно, то становились опасными и их физически устраняли, как Роберто Малатеста{41}, сразу же после победы, которую он одержал для Сикста IV{42} (1482 г.); при первой же неудаче им мстили, как венецианцы Карманьоле{43} (1432 г.)[46]. Положение вещей в моральном отношении было таково, что кондотьеры должны были отдавать жену и детей в заложники, они не вызывали доверия и сами не ощущали его. И тем не менее им надо было становиться героями самоотверженности, обладать характером Велисария{44}, чтобы не накапливать в душе глубочайшую ненависть; лишь абсолютное нравственное совершенство могло удержать их от того, чтобы не стать законченными злодеями. И именно такими, полными презрения ко всему святому, полными жестокости и предательства по отношению к людям, мы их и видим; почти все они были людьми, которых не страшило ни в жизни, ни в смерти отлучение от церкви или папский интердикт. Но вместе с тем некоторые из них становились личностями, в них развивался талант, доходящий до высочайшей виртуозности, что и встречало признание и восхищение солдат; это первые армии Нового времени, где доверие к полководцу без всяких иных соображений становится движущей силой.
Это блестяще проявляется, например, в жизни Франческо Сфорца[47]; нет такого сословного предрассудка, который бы мог воспрепятствовать осуществлению его намерения завоевать высочайшую популярность у каждого отдельного человека и использовать ее в трудные минуты; случалось, что противники при одном виде его слагали оружие и приветствовали его с непокрытой головой, так как все считали его «отцом воинства».
Род Сфорца вообще представляет особый интерес, так как в нем можно с самого начала наблюдать весь процесс подготовки к образованию княжества[48]. Фундаментом этого была необычайная плодовитость семейства: у уже прославленного Джакопо — отца Франческо — было около 20 братьев и сестер, получивших суровое воспитание в Котиньоле близ Фаэнцы и выросших под впечатлением бесконечных романьольских вендетт между ними и домом Пазолини. Весь дом представлял собой поистине арсенал и караульное помещение; матери и дочери были также весьма воинственны. Уже на тринадцатом году жизни Джакопо тайно покинул дом и уехал сначала в Паникале к папскому кондотьеру Бальдрино, тому самому, кто и мертвый продолжал вести свое войско, ибо из покрытой знаменем палатки, где лежало его набальзамированное тело, передавался пароль войскам — пока не был найден достойный преемник.
Джакопо, поднимаясь все выше и выше на разной службе, собрал вокруг себя своих приближенных и получил с их помощью именно то, что иному князю переходит по наследству от длительно существовавшей династии.
46
Отравили ли они также и Альвиано в 1516 г. и верны ли приводимые для этого основания? Ср. Prato в Arch. stor. III, p. 348. — Республика заставила Коллеони объявить ее своей наследницей, а после его смерти в 1475 г. произвела еще и настоящую конфискацию его имущества. Ср. Malipiero, Annali Veneti, в Arch. stor. VII, l, p. 244. Ей нравилось, когда кондотьеры оставляли свои деньги в Венеции. Ibid., p. 351.
48
По крайней мере у Паоло Джовио в его Vita magni Sfortiae (Viri illustres) это одна из самых привлекательных биографий.