Что касается личных свобод граждан, они укоренились в подавляющем большинстве греческих государств. Там же, где эти свободы отсутствовали, не имело места участие граждан в общегреческом культурном перевороте: типичным примером является в данном случае Спарта.[178] При этом личная свобода, которой не знали государства Древнего Востока и которая была необходимым условием культурного переворота, была не только свободой от регламентации со стороны органов государственного управления, но и беспримерной свободой от давления возникшей еще в дописьменную эпоху и унаследованной от нее структуры общества с ее строгими, часто мелочно регулирующими все стороны жизни предписаниями.[179] Таким образом, нам представляется, что разрушение жестких традиционных норм поведения индивидуума, которое началось с крушением микенского мира и продолжилось в ходе полисной революции, устранившей господство родовой аристократии и общинного быта, и великой колонизации,[180] было первым условием культурного переворота.[181]
§ 2. Разрушение родоплеменного уклада жизни и традиционных норм поведения в древней Греции
Рассмотрение этого важнейшего фактора из числа содействовавших культурному перевороту в Греции надо начать с оговорки. Когда мы говорим о разрушении традиционных норм жизни и традиционной идеологии, мы должны ясно осознавать, что так называемый традиционный уклад дописьменного общества не есть какая-то абсолютная константа.[182] Дописьменные общества, доступные непосредственному изучению, демонстрируют очень различную степень жесткости социального устройства и, если так можно выразиться, идеологического контроля. Мы судим о соответствующих характеристиках греческих племен в эпоху после крушения микенской цивилизации только по косвенным признакам и потому весьма приблизительно.[183] Поэтому, хотя мы можем изучать по нашим источникам процесс разрушения традиционных форм, мы не имеем, так сказать, надежной точки отсчета, т. е. не знаем как следует, с какого состояния начался этот процесс.
Разумеется, процесс разрушения родоплеменной структуры связей и соответствующей ей идеологии имел много аспектов, и мы остановимся здесь только на некоторых из них — тех, которые представляются наиболее непосредственно связанными с возможностью культурного переворота. Мы уже упоминали выше, что греческий мир представлял собой систему полисов с различными условиями общественной жизни, различными культурными традициями и с неодинаковыми культурными связями с негреческими народами, но с ясным сознанием культурной общности. Нам представляется несомненным, что легкость перемещения жителей одного полиса в другой, часто в другом конце греческого мира, и, главное, возможность активно включиться в культурную жизнь на новом месте были одним из факторов, способствовавших культурному перевороту. Такого рода «горизонтальная мобильность»[184] была и свидетельством ослабления традиций культурной замкнутости, и орудием их дальнейшего разрушения.
Державы древней Передней Азии были едиными политическими образованиями, и диапазон культурного многообразия в каждой из них, кроме государства Ахеменидов, был гораздо меньшим, чем соответствующий диапазон внутри греческого мира. Передвижение людей и идей внутри этих держав не могло сделаться таким стимулом культурной эволюции, каким оно стало для греков, а перемещение человека из одной державы в другую с последующей культурной адаптацией было сильно затруднено.[185] Египетский памятник «Рассказ Синухе»,[186] библейские повествования о путешествии Авраама, об Иакове и его сыновьях, переселившихся в Египет, и о бедствиях их потомков, параграфы договоров хеттских царей, регулировавшие судьбу беглецов,[187] дают нам в этом смысле достаточно определенную картину.
Положение чужеземцев в Вавилонии I тысячелетия до н. э. было специально исследовано М. А. Дандамаевым. Чужестранцев было много, они жили либо компактными массами, пользовавшимися самоуправлением, или, чаще, вместе с коренным населением участвовали в экономической жизни, а часть их служила в административном аппарате. Однако случаев, когда чужеземец играл бы заметную роль в культурной жизни, М. А. Дандамаев не приводит.[188]
178
См.: Андреев Ю. В. К проблеме «Ликургова законодательства»: О так называемом перевороте VI в. в Спарте // Проблемы античной государственности. Л., 1982. С. 33-59.
179
О мощной силе инерции, задерживающей, а иногда и вовсе не допускающей какое бы то ни было движение вперед в большинстве дописьменных обвгеств, см.. напр.: Murphy J. Primitive man: His essential quest. London, 1927. P. 82 ff, 264 ff; Childe. Der Mensch schafft sich selbst. S. 103 f.; Boas. Primitive man. P. 226-252.
182
Очевидной абсолютизацией такого рода является, например, формулировка Эмара: «вне рода — бессилен, в роде — лишен свободы действий» (Aymard А. L'Orient et laGrece. Paris, 1963. P. 259).
183
Один из аспектов этой проблемы подробно рассматривается в исследовании: Bourriot Е. Recherches sur la nature du genos: Diss. Т. 1-2. Lille; Paris, 1976.
184
О «горизонтальной» и «вертикальной» социальной мобильности см.: Sorokin Р. 1) Social mobility. New York, 1927; 2) Social and cultural dynamics. Vol. 1-4. New York, 1937-1941. Отдельные главы из этих книг см.: Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. М., 1992.
185
Ср.: Buccelatti G. Apiru and Munnablutu — the stateless of first cosmopolitan age// JNES. 1977. Vol. 36. P. 145-147.
186
Хрестоматия по истории Древнего Востока. M., 1963. С. 44-52; Поэзия и проза Древнего Востока. М., 1973. С. 38-50; Сказки и повести Древнего Египта. Л., 1979. С. 9-29. Ср.: Otto Е. Die Geschichte des Sinuhe und des Schiffbrüchigen als «Lehrhafte Stücke» //ZÄS. 1966. Bd. 93. S. 100 ff.
187
См., напр., договор между Рамсесом II и Хаггусилисом III (Хрестоматия по истории Древнего Востока. Ч. 1. М, 1980. С. 79-83; пер. Н. С. Петровского).
188
Дандамаев М. А. Община и чужеземцы в Вавилонии I тыс. до н. э. // Авторско-читательская конференция журнала «Вестник древней истории» по проблеме «Полис и хора: Вопросы экономики, политики и культуры»: Тезисы докладов. М., 1978. С. 1-2.