Пессимистические аспекты греческого мироощущения отчетливо представлены в гомеровской поэзии. Трагическая судьба героя вообще характерна для эпоса.[309] Это общее положение вполне справедливо и для греческого эпоса.[310] Предощущением трагической гибели Ахилла, которая описывалась в киклическом эпосе, проникнута «Илиада». За «Одиссеей» следовала «Телегония», описывавшая гибель Одиссея от руки его сына Телегона. Нынешние люди (οϊ νυν βροτοί εϊσιν) противопоставляются в гомеровской поэзии героям прошлого (II. 1, 260 sqq.).[311] Сейчас, т. е. в те времена, когда создаются гомеровские поэмы, говорит поэт, люди не могли бы даже поднять камень, который бросает во врага Аякс (II. XII, 378 sqq.).[312] По словам Афины, немногие сыновья могут сравниться с отцом, немногие превосходят,[313] а большинство сыновей хуже своих отцов (Od. II, 276 sqq.), так что люди должны и дальше делаться все хуже.
Судьбу людских поколений эпос сравнивает с листьями, которые опадают с деревьев и вырастают снова (Il. VI, 146-149; XXI, 464-466). По словам Зевса, из живых существ, населяющих землю, нет более несчастного, чем человек (Il. XVII, 446-447). На пороге у Зевса находятся два сосуда: один с благами, другой с бедами. Зевс не наделяет никого из смертных одними благами и, в лучшем случае, дает человеку смесь из двух сосудов; некоторые же люди получают одни беды (Il. XXIV, 527-533). По словам Агамемнона, Зевс посылает людям при рождении тяжкую беду — κακότητα (Il. X, 70 sq.).
«Киприи» объясняют серию войн, которыми закончился «Век героев», и прежде всего Троянскую войну желанием богов избавить землю от излишнего количества людей. В Гомеровском гимне Аполлону (186 sq.) Музы поют о страданиях людей. Мрачную картину деградации человечества рисует нам в рассказе о пяти веках Гесиод (Ор. 90-201), и, хотя стихи 174 сл. говорят за то, что Гесиод предвидит в будущем лучшие времена, все его внимание отдано горестному настоящему и мифам о лучшем прошлом.[314] Исключительно сильное влияние эпоса на всю последующую греческую культуру должно было способствовать усилению трагического элемента в мироощущении греков.
Пессимизм и неуверенность весьма отчетливо проявляются в греческой лирике.[315] Солон заявляет, что все люди несчастны (fr. 19 G.-R), а Семонид Аморгский говорит подробно о горькой участи человека (fr. 1-4 Diehl). Мимнерм (fr. 8 G.-P.) оплакивает горести людей, отправляясь от уже упоминавшихся выше гомеровских стихов, сравнивающих жизнь людей с опадающими листьями деревьев (Il. VI, 146-149; ср. также Mimn. fr. 1 G.-P.).[316] Семонид Аморгский называет этот стих Гомера прекраснейшим и развивает далее его идею о ничтожестве человека (fr. 29 Diehl).[317] Мрачные мысли высказывает неоднократно и Симонид Кеосский (fr. 7, 9, 11, 56 Diehl). Общий характер его творчества так охарактеризует впоследствии Квинтилиан: «...однако главная его сила в том, как он вызывает сострадание» (X, 1, 64; ср.: Dion. Hal. De imit. II, 2, 6). Немало мрачных суждений о человеке и его судьбе высказывает и Пиндар.[318] Так, например, по его словам, на одно счастье боги дают смертным две беды (Pyth. III, 81).
Вся греческая трагедия буквально пронизана выражениями скорби по поводу участи человека: Разумеется, это обусловлено природой самого жанра, характерными особенностями сюжета трагедии. Однако сам факт развития в Афинах такого жанра, его широчайшая популярность во всем греческом мире говорят о созвучности, если можно так сказать, мироощущения трагедии каким-то аспектам восприятия жизни древними греками.[319]
В то же время в трагедии мы встречаем немало пессимистических высказываний, не связанных прямо с сюжетом и могущих в какой-то мере характеризовать взгляды поэта. Так, у Эсхила Прометей, перечисляя свои благодеяния людям, вдруг включает в число этих благодеяний и то, что он внушил людям слепые, т. е. ложные, надежды (Prom. 250 sqq.). Если же мы подойдем к делу несколько более примитивно, мы сможем извлечь из аттической трагедии целую коллекцию сентенций типа софокловской: «...нет никого, кто не обременен трудами; блаженнейший тот, у кого их меньше всего» (fr. 410 Pearson). Высказываний, которые можно было бы охарактеризовать как проявление радостного мироощущения, несравненно меньше, и они нередко вводятся лишь для контраста с предстоящей катастрофой, о которой знает зритель, но не действующие лица.
Традиционная житейская мудрость, сформулированная в изречениях «семи мудрецов», пессимистически оценивает нравственные качества людей. Так, Бианту из Приены приписывается изречение: «Подавляющее большинство людей весьма скверны» (10 А 3 DK). Характерной чертой пессимистического аспекта мироощущения греков было весьма распространенное представление о зависти богов и их недоброте по отношению к людям.[320] Оно присутствует уже у Гомера: в частности, Пенелопа считает, что боги разлучили ее с Одиссеем из зависти (Od. XXIII, 210-212). Сходные мысли высказываются в гомеровских поэмах неоднократно.[321] По Гесиоду, боги сделали тягостной жизнь людей, скрыв от них источники существования (Ор. 42 sqq.), так что люди вынуждены трудиться. В «Теогонии» Зевс сотворил Пандору — источник всех бед (570 sqq.). О зависти богов говорит Пиндар (Isthm. VII, 39-40).
309
См., напр.: Radermacher L. Mythos und Sage bei den Griechen. 2. Aufl. Wien, 1942; Vries J. de. Betrachtungen zum Märchen. Helsinki, 1951; ср. еще новейший обзор эпоса различных народов: Heroic epic and saga: An introduetion to the world's great folk epics / Ed. by F. J. Oinas. Bloomington, 1978.
311
Гесиод таким же образом противопоставляет как неподражаемых героев участников Троянской (и Фиванской) войны своим современникам (Ор. 157 sqq.).
312
Соответственно, в позднейшую эпоху людям героического века приписывали необыкновенный рост (Hdt. I, 68; Paus. I, 35, 5; VI, 5, 1).
313
Ср. слова Сфенела в II. IV, 405-410, которые опираются на прочно закрепившуюся традицию об успехе похода «эпигонов» против Фив.
315
См.: Baumstark Α. Der Pessimismus in der griechischen Lyrik. Heidelberg, 1898; Rau A. Todesklage und Lebensbejahung in der antiken Elegie: Diss. Tübingen, 1949; Snell B. Die Entdeckung des Geistes. 3. Aufl. Hamburg, 1956.
316
Ср.: Pfeiffer R.Gott und Individuum in der frügriechischen Lyrik// Philologus. 1928. Bd. 84. S. 137-152 (=Pfeiffer R. Ausgewählte Schriften. München, 1960. S. 42-54); Frankel H. Wege und Formen frühgriechischen Denkens. 2. Aufl. München 1960 S. 23 ff.
317
Фрагмент дошел до нас под именем Симонида Кеосского. Авторство Семонида Аморгского предположил Т. Бергк и обосновал Виламовиц (Wilamowitz-Moellendorff. Sappho und Simonides. S. 273-275; ср.: Jaeger. Paideia. Bd. 1. S. 176. Anm. 4).
319
История жанра трагедии в последующие эпохи ясно указывает на то, что далеко не все народы во все исторические периоды оказывались восприимчивыми к трагедии. Так, уже в Риме греческая комедия оказалась явно более созвучной, чем трагедия, да и сами греки в эпоху Империи в значительной степени утратили интерес к произведениям великих трагиков прошлого.
320
Lehrs К. Vorstellungen der Griechen über den Neid der Götter und die Überhebung // Lehrs K. Populäre Aufsätze. 2. Aufl. Leipzig, 1875. S. 33 ff.; Nägelsbach F. Nachhomerische Theologie des griechischen Volksglaubens bis auf Alexander. Nürnberg, 1857. S. 50 ff.; Burckhardt. Op. cit. Bd. 2. S. 103 ff., 383 ff.; Ranulf S. The jealousy of the gods and criminal law of Athens: A contribution to the sociology of moral indignation. Vol. 1-2. London, 1933.
321
Il. VII, 442; XXIII, 865; Od. IX, 174-182; VIII, 565-566; XIII, 173-174. Эта тенденция гомеровских поэм была известна уже Негельсбаху, см.: Nägelsbach F. Homerische Theologie. 3. Aufl. Nürnberg, 1884. S. 36; возражения Дёрриса убедительными не являются (Dörries. Über den Neid der Götter bei Homer: Progr. Hameln. 1870).