Все же и в сохранившихся памятниках греческой литературы мы находим достаточно свидетельств, противостоящих только что приведенным. Мы рассмотрим сейчас некоторые из характерных фактов этого рода, но наша задача не может ограничиться констатацией наличия в мироощущении греков рядом с пессимистической также и жизнеутверждающей струи.[334] Мы должны будем попытаться вслед за рядом исследователей уточнить, какие именно формы приняло ν греков жизнеутверждающее начало. В самом деле, совершенно очевидно, что формы эти в принципе могут быть весьма разнообразны: по-своему утверждают права жизни и египетские «Песни арфиста», призывающие к наслаждению земными благами, и нравственные учения кальвинистов, требующие аскетизма и энергичного труда. Общая пессимистическая окраска мировоззрения не препятствует здесь едва ли не диаметрально противоположным формам поведения в конкретных условиях жизни.[335] Общий мрачный тон «Илиады» и «Одиссеи» никак не должен заслонить от нас тот факт, что творчество авторов гомеровского эпоса или создателей произведений «геометрического» искусства неопровержимо свидетельствует об их вере в творческие силы индивидуума.[336]
Гесиод, при всем его пессимизме, считает, что человек должен трудиться и, трудясь, может облегчить себе жизнь (Ор. 286 sqq.).[337] Солон, например, несмотря на свои мрачные суждения о человеческой участи, прожил деятельную жизнь, наполненную борьбой за достижение целей, которые он считал осуществимыми. Не случайно понятие меры и пределов появляется у него как цель стремлений (fr. 20 G.-P.); он говорит, что, старея, он все время многому научается (fr. 28 G.-P), и в споре с Мимнермом утверждает, что человеку лучше всего прожить до восьмидесяти лет (fr. 26 G.-P.).[338] Пиндар, высказывающий немало горьких суждений о человеке, его природе и участи, в эпиникиях, одном из основных жанров своего творчества, прославляет на каждом шагу упорный труд и сопутствующий ему успех.[339]
Хотя Эсхил объявляет слепые, т. е. ложные, надежды благодеянием для людей (Prom. 250 sqq.), гордость за достижения человеческой цивилизации отчетливо звучит в его словах, вложенных в уста Прометея (ibid. 442-506).[340] В недавно опубликованном фрагменте Эсхила Дике — справедливость — говорит о своем союзе с Зевсом (fr. 530 Mette); союз этот изображается не извечным; приходится предположить, что прежде Зевсу не была присуща справедливость и только затем наступило соответствующее «улучшение в мироустройстве».[341] Тесей в трагедии Еврипида «Просительницы», перечисляя достижения цивилизации и приписывая их богам, высказывается в пользу оптимистического взгляда на жизнь и осуждает тех, кто недоволен ею (Suppl. 195-218).[342]
Особенно поучителен знаменитый первый стасим «Антигоны» Софокла (vv. 332-375). Хор с восхищением перечисляет достижения человеческого ума и завоевания цивилизации, но заканчивает на мрачной ноте — неодолимости смерти. Эта двойственность вызвала различия в интерпретации позиции Софокла.[343] Доддс, указывая, в частности, на роль песни хора в трагедии в целом и на двусмысленность слова δεινός («страшный» и «умелый»), выступающего в качестве характеристики человека в начале песни, правильно считает наиболее существенной для Софокла мрачную концовку песни.[344] Однако вне зависимости оттого, был ли у Софокла конкретный адресат полемики, построение песни, основанное на антитезе, было бы художественно неоправданным, если бы и оптимистическая ее часть не была созвучна настроениям афинской театральной публики.
334
Так характеризовал мировоззрение греков Альфред Вебер (Weber. Kulturgeschichte. S. 109). В коллективном труде «Kulturgeschichte der Antike» (S. 168 ff.) об оптимизме и пессимизме архаической эпохи говорится на одной и той же странице.
335
О недостаточности простого противопоставления оптимизма и пессимизма см.: Парыгин Б. Д. 1) Социальное настроение как объект исторической науки // История и психология. М., 1971. С. 90-102; 2) Общественное настроение. М., 1966. С. 41 и сл.
338
Ibid. S. 20; Frankel. Dichtung und Philosophie. S. 289; Доватур А. И. Солон и Мимнерм: Поэтическая полемика по поводу разного восприятия жизни // Традиции и новаторство в античной литературе. Л., 1982. С. 55-62.
339
Хотя для нас эпиникии являются главным жанром в творчестве Пиндара, так как все прочие сохранились только в отрывках, мы можем ошибиться, если будем представлять себе его мироощущение только на основании эпиникиев. Если бы мы лучше знали трены Пиндара, его взгляды на жизнь предстали бы перед нами, вероятно, в несколько ином свете, — как находки фрагментов Сатаровых драм Эсхила отчасти изменили наше представление об «отце трагедии».
342
Возможно, мы имеем здесь дело с критикой идей софиста Продика (Dodds. Progress. Р. 7; ср.: Havelock. Liberal temper. Р. 70-73).
343
Ср.: Sikes Ε. Ε. The anthropology of the Greeks. London, 1914. P. 39; Uxkull-Gyllenband W.-G. Griechische Kulturentstehungslehren. Berlin, 1924. S. ll, 21; Solmsen F. Plato's theology. Ithaca, 1942. P. 48; Morrison. The place of Protagoras. P. 14 и комментарии ad loc. — В. Нестле относится скептически к высказывавшимся предположениям, будто у Софокла отражено учение Архелая о возникновении цивилизации, и устанавливаег значительную близость формулировок Софокла к воззрениям Протагора (Nestle. Mythos. S. 188, 451). См. также: Havelock. Liberal temper. Р. 66-70; Jaeger. Paideia. Bd. 2. S. 2.