Пяток стариков отвели в стороны, а к ним подошел главный, в нарядном плаще с оторочкой, в богатом поясе с серебряными бляхами, и в короткой кольчуге. Он осмотрел этих еще крепких людей, немного подумал и покачал головой. Не годятся, не вынесут долгого пути. Да и не стоят они почти ничего, только еду на них переводить. Двое воинов, что шли с ним рядом, понятливо кивнули головами и деловито тех стариков зарезали. Самославу стало так страшно, что он разревелся. Впрочем, тут ревели почти все, и дети, и бабы. Сбежали немногие. Тех, кто попробовал сопротивляться, убили на месте, а три десятка оставшихся жителей согнали в кучу, где начали вязать за шеи к длинным жердинам. Из крепких мужиков в плен не попал ни один, почти все они лежали на земле, сжимая в руках немудреную воинскую снасть. Из налетчиков погиб лишь тот, кого убил отец, и этим Самослав гордится до сих пор. Уж слишком страшны обры, слишком умелы в бою. А те словене, что восточнее живут, у тех обров в тяжком рабстве находятся. Так батя рассказывал долгими вечерами, когда они у очага сидели, глядя на пляшущие языки пламени. А еще батя рассказывал, как по зову великого кагана в поход на лангобардов и баварцев ходил. И вроде победили, да только немногие тогда домой вернулись. Авары словен впереди себя пускали, и множество мужей словенских сгинуло в той битве без следа[7]. А вот батя уцелел, и даже из того похода отличный железный топор принес, да узорочье кое-какое, что мамке потом преподнес как свадебный дар.
Воины обошли деревушку и вернулись к лагерю, таща немудреный скарб и припасы. Они обошли убитых, по-хозяйски вырезая стрелы из тел, и добивая раненых. Степняки оживленно переговаривались, хвастаясь добычей. В руках у них были шкурки белки и куницы, которые ходили повсеместно вместо денег. В деревне нашлось два железных топора, и воины довольно скалились, не ожидая такой удачи. Грубое ноздреватое железо из болотной руды было куда хуже, чем у тех же франков, но в нищем селении любой металл был немалой ценностью. У дядьки Вуйка был настоящий меч, который он взял в давнем походе, и теперь тот, кто убил его, довольно щурил щелочки глаз. Тут ведь не земли Империи, где в каждом доме есть смена одежды, посуда и металлические инструменты. Это же словенская деревня на берегах мелкого притока великой реки Дунай, и тут такой роскоши отродясь не бывало. Сюда приходили за рабами, которых гнали в земли баваров, а то и в саму Австразию, в далекий Кёльн. Больше тут ничего ценного и не было, даже едой словен всадники брезговали. Один из воинов осторожно нес в руке рыбину, снятую с крюка. Он подозрительно осмотрел ее, понюхал, а потом, презрительно скривившись, отбросил в сторону. Она основательно пованивала, и степняка, привыкшего к свежему мясу, привлечь не смогла.
Старший из авар прокричал что-то непонятное. Впрочем, это не могло быть ничем иным, кроме команды встать и идти, благо солнце поднялось уже высоко. Люди, подгоняемые тупыми концами копий, понуро побрели на восток. Туда, откуда и приходили в эти земли страшные всадники авары. Детишек не вязали, их заставили идти рядом с бабами. Да и куда денется пятилетний мальчишка, если отойдет от родной деревни на пару-тройку верст? Бежать в лес к волкам? Смешно! И Самослав, не видя ничего перед собой, тупо переставлял ноги, пока силы не оставили его. И тогда всадник поднял его, словно цыпленка, и посадил впереди себя на коня. Это был первый раз, когда Само ехал верхом, ведь у них в деревне лошадей не было. Несколько раз батя приносил с охоты мясо тарпана, что табунами бегал в лесах, но дичь уходила все дальше, она не терпела соседства с человеком. Кроме волков, пожалуй, чей вой пугал мальчика стылыми зимними вечерами. Батя учил, что человеку в лесу нет спасения от волчьей стаи. Даже если забраться на дерево, волки будут ждать, пока двуногая дичь не слезет сама или не упадет во сне. И тогда последним, что увидит незадачливый охотник, будет серая молния, вцепившаяся зубами ему в горло. Так учил его батя, а теперь он убит. Само смахнул непрошеную слезу. Неужели он теперь совсем один на всем белом свете?
Самослав не знал, что прямо сейчас мамка, глотая бессильные слезы, наблюдала из кустов за тем, как его уводят. Несмышленые братья задумали было дать рёву, но мамка крепко заткнула им рты, и замерла в кустах, недвижимая. Она сделала свой выбор, она не станет рисковать.
Николай Семенович жадно читал страницу за страницей, ведь то, что ему снилось, не могло быть горячечным бредом умирающего. Он никогда не слышал ни про великих каганов, ни про их войны с какими-то лангобардами, а значит, и присниться ему такое просто не могло. Он ломал голову над природой своих сновидений, но поделиться этим не мог ни с кем. Он как-то попробовал пересказать свои сны жене, но она смотрела на него безучастно, будучи мыслями очень далеко. Ей было не до авар и славянского мальчишки. У нее умирал муж.
7
Это способ построения называли befulci — «дважды укрепленные». Авары ставили славянскую пехоту впереди себя, используя ее как «пушечное мясо». Добычу эта пехота получала последней.