В 1907 г. была опубликована диссертация В. Шталя «О Серторианской войне»[51]. В ней тщательно проанализирована античная традиция об этом событии, а также ход самой войны. Наиболее интересной является источниковедческая часть работы, где проводится весьма интересное сопоставление различных традиций и выясняются их источники. В своих военно-исторических штудиях Шталь исправляет некоторые ошибки Беньковского, но в целом его реконструкция испанских событий 80–71 гг. до н. э. требует серьезных поправок. Кроме того, Шталь, как и Беньковский, практически не учитывает позиции местного населения, которая, несомненно, влияла на ход боевых действий.
В 1926 г. вышла в свет монография А. Шультена «Серторий»[52]. Крупнейший в мире на тот момент специалист по истории античной Испании, хорошо зная ее археологию, топографию и климат, ученый попытался реконструировать не только биографию полководца, но и детальную картину Серторианской войны. Некоторые наблюдения Шультена не утратили значения до сих пор, но попытки автора установить хронологию с точностью до недели или определить, по какой дороге двигались армии сторон, основаны преимущественно на логике, а не на источниках. Сами источники интерпретируются автором, по мнению многих ученых, также не всегда правильно.
Личность Сертория трактуется Шультеном в моммзеновском духе. Ученый видит в нем великого полководца, сравнимого с Ганнибалом и Наполеоном. Кроме того, «говоря о Сертории-полководце, нельзя забывать о Сертории — государственном деятеле. Его величие, собственно, как раз и состоит, совсем как у Цезаря, в соединении военного и политического гения» (S. 153). Мысль о Сертории как предшественнике великого диктатора, лишь намеченная у Моммзена, рефреном проходит через всю работу (S. 10, 12, 137, 139, 157, 158). В случае победы мятежный проконсул, по мнению Шультена, «хотел занять руководящее положение в государстве, в духе принципата, […] которого Помпеи желал, а Август достиг, в духе самодержавия Цезаря» (S. 157–158). Вряд ли, однако, оправданно ставить в один ряд режимы Цезаря и Августа, ибо они не тождественны по форме, а отчасти и по содержанию.
Много внимания уделяется отношениям Сертория с испанцами, которых Шультен изображает «детьми природы», которых римлянин хотел приручить «римской культурой, словно диких зверей» (S. 43, 80). По мнению ученого, именно Серторий заложил в Испании основы романизации (S. 156). При этом не делается разницы между разными областями Испании, часть которых была уже сильно романизирована. Почти не учитывается позиция местного населения в ходе восстания, просто говорится о его усталости от войны, но и только (S. 131). Сопротивление испанцев после гибели Сертория объясняется их верностью своему вождю (S. 136). Здесь явно преувеличивается роль личности полководца. Недаром книга заканчивается главой о нем как о человеке, причем его душевные качества оцениваются в превосходных степенях.
В монографии Шультена «миф» о Сертории достиг своего логического завершения. Реакцией на это стала статья X. Берве, напечатанная в 1929 г.[53] Автор подверг жесткой критике взгляды Моммзена и Шультена, не находя в деятельности Сертория никакого позитивного начала. По мнению ученого, Серторий совершил акт государственной измены, вступив в союз с пиратами, лузитанами и Митридатом Эвпатором (S. 216). Опираясь на версию Аппиана, Берве считает, что мятежный проконсул уступил царю Понта Азию, совершив тем самым неслыханное преступление (S. 201–204, 207–212). Автор подчеркнул незаконность создания Серторием эмигрантского сената и введения в его состав лиц несенаторского сословия (S. 214–215). По мнению ученого, в случае захвата власти в Риме Серторий не смог бы вывести государство из кризиса, поскольку боролся лишь за удовлетворение собственных амбиций и не имел какого-либо реформаторского плана (S. 222–223). В заключение Берве выносит Серторию суровый приговор: «Его антигосударственный, деструктивный образ действий заслуживает однозначно негативной оценки. […] Для римской истории, и не только для нее, он остается тем, кем объявил его римский сенат […] — hostis populi Romani» (S.227).
Несомненно, подход Берве нельзя признать объективным. Стремясь создать образ «идеального» злодея, историк чрезмерно сосредоточился на таких схоластических вопросах, как совершение Серторием государственной измены и уступка им Азии Митридату. Да и вообще автор не желает замечать, что речь шла о борьбе не на жизнь, а на смерть, в которой юридические вопросы мало кого волновали.
53