Титул и положение решали всё. Во время войн Алой и Белой розы опытные, испытанные командиры подчинялись мальчикам-подросткам просто потому, что те были особами королевской крови. Чем выше титул, тем богаче был лорд. Крупный феодал, такой как, например, герцог Йоркский, имел годовой доход более трех тысяч фунтов[5]. Барон мог рассчитывать на получение годового дохода примерно в 700 фунтов, а рыцарь – от 40 до 200 фунтов. Строительство такого укрепленного замка, как, например, Кейстер в графстве Норфолк, обходилось примерно в шесть тысяч фунтов.
Начиная с XIV века число крупных вельмож-феодалов уменьшалось. Войны, эпидемии, междоусобицы и турниры привели к тому, что многие мужские линии прекратили свое существование. Титулы часто передавались через вступающих в брак наследниц, получаемые путем брака состояния в результате росли. Хотя к XV веку крупных вельмож-феодалов и насчитывалось меньше, чем раньше, они имели куда более обширные земли и были значительно богаче, нежели когда-либо прежде. К этому времени оставалось очень немного старинных англо-нормандских фамилий, но главные семейства этой эпохи: Монтегю из Солсбери, Кортни из Девона, Перси из Нортумберленда, а также Невиллы, Фицаланы, Бошаны, Стаффорды и Мортимеры – происходили от баронов и рыцарей и были почти неотличимы от представителей этой группы, из которой они зачастую выбирали девиц себе в жены. Многие рыцарские семейства, например Типтфоты и Бонвиллы, обладали крупными земельными угодьями и влиянием, а в XV веке удостоились звания пэров. Кроме того, они старались приумножить свои богатства, породнившись путем брака с семьями состоятельных купцов.
К середине века многие из крупных вельмож-феодалов накопили значительные богатства, вкладывая деньги в торговлю, а брачные союзы заключали благоразумно с целью увеличить свои поместья и усилить свое влияние. Так, по словам лорда – главного судьи Фортескью, сложился тип «слишком могущественного королевского подданного», которому присягало на верность огромное войско «держателей» – арендаторов господской земли – и челядинцев, безусловно преданных своему господину и по первому требованию являвшихся за него воевать. Действительно, престиж аристократа в этот период стал оцениваться по размеру его личной армии и его «свиты», то есть тех, кто обязался служить ему по договору.
К эпохе царствования Генриха VI (1442–1461) феодализм уступил место строю, часто описываемому как «бастардный феодализм». Представители всех классов общества извлекли финансовую прибыль из Столетней войны с Францией, а вернувшись домой, некоторые потратили эти деньги на то, чтобы обзавестись землей и стать родоначальниками новых помещичьих семей. Впрочем, их выживание зависело от возможности получить доход, позволяющий вести приличествующий помещику образ жизни, и многие из них отдавались под покровительство какого-либо могущественного вельможи, но не как феодальные вассалы, которые приносили своему лорду клятву верности и в обмен на его покровительство исполняли при нем, когда это требовалось, обязанности рыцарей, а как служители-челядинцы, одетые в его «ливрею» и заключавшие с ним договор. Этот договор, или двусторонний контракт, связывал феодала с челядинцем на условленный срок, иногда пожизненно. Челядинец вступал в свиту своего лорда, облачался в его «ливрею», то есть одежду его геральдических цветов, украшенную его эмблемой, и отныне сопровождал его в военных кампаниях. В свою очередь, лорд обеспечивал служителю «доброе попечение», то есть защиту от врагов и выплату дохода, который получил известность как «денежный феод». Кроме того, челядинец мог рассчитывать на вознаграждение за выполненную службу, зачастую довольно внушительное, в форме земельных наделов и прибыльных должностей.
Опираясь на подобную систему, богатые вельможи-феодалы могли сплотить вокруг себя свиты, которые составляли весьма устрашающее войско. Не будь подобных частных армий, войны Алой и Белой розы были бы невозможны.
Личная верность не играла особой роли в этих новых отношениях лорда и его служителя-челядинца. Лорд мог повелевать большой свитой лишь в том случае, если он был богат, влиятелен и легко добивался поставленных целей. Эгоизм, алчность и перспективы возвыситься стали определяющими для членов феодальных «ливрейных свит», решающими побудительными мотивами, «ибо, – как писал Фортескью, – люди последуют за тем, кто будет лучше содержать и вознаграждать их».
«Бастардный феодализм» зародился в XIII веке, однако его развитие обусловили упадок классического феодализма, Столетняя война, а также экономические и социальные последствия «черной смерти». К концу XIV века правительство было уже серьезно обеспокоено влиянием этой тенденции на отправление правосудия на местном уровне и издало законы, ограничивающие ношение ливрей. Впрочем, до царствования Генриха VI аристократов более занимали войны с Францией, чем создание политической опоры дома. Однако к 1450 году глубоко встревоженные власти осознали, что «бастардный феодализм» представляет собой угрозу не только миру на местах, но и стабильности самого центрального правительства. Частные армии аристократов фактически облагали сельские районы данью, требуя взяток, вымогая деньги и не гнушаясь насилием, и нарушали закон и порядок, запугивая местное население и угрожая ему всяческими карами, часто при поддержке знатных лордов, которые наняли их и в обязанности которых входило поддерживать мир в стране от имени короля. Это подрывало доверие к судебной системе. У англичан возникало ощущение, что справедливости в суде всегда добьются только те, кто сможет заплатить довольно за «правильное решение».
5
Цены 1450 года можно примерно представить в ценах 1995-го, умножив на 234. Таким образом, доход герцога Йоркского в ценах 1995 года составлял бы около 702 тысяч фунтов. Множитель 234 получен путем следующих подсчетов.
Цена квартера пшеницы в 1450 году по сравнению с 1914 годом возросла в 4,68 раза.
Уровень цен в период между 1914 и 1995 годом вырос в 50 раз. После 1914 года пшеница не может считаться надежным показателем цен (поскольку расходы на еду упали вместе с ростом доходов, а искусственные цены на пшеницу 1930-х годов не дают представления о ее реальной стоимости). Поэтому за надежный показатель можно принять индекс розничных цен в период с 1914 по 1995 год, который вырос в 50 раз: 4,68 × 50 = 234. Этими подсчетами я обязана доктору Р. Б. Уэйру, ректору Дервент-колледжа Йоркского университета и преподавателю истории экономики. –