Я дал слово бывать у Ивинской каждый четверг после пяти вечера, когда Митя уже возвращался с работы. Он постоянно жил у мамы на Вятской улице, оберегая ее покой и помогая во всем. Зайдя к Ивинской ровно через неделю, я больше часа читал книгу «В плену времени», а затем мы пили чай, и Ольга Всеволодовна с интересом говорила о перестройке. Она надеялась, что теперь появится возможность рассказать людям правду о Пастернаке. Ивинская сохраняла прекрасную память, живую речь и удивительное чувство юмора.
Ее книга поразила меня обилием интереснейших и ранее неизвестных подробностей из жизни Пастернака, важных сведений об истоках рождения знаменитых стихов, об удивительной истории написания и выхода в свет романа «Доктор Живаго». В книге Ивинской были приведены погромные речи известных советских писателей, клеймивших предателя Пастернака за Нобелевскую премию в октябре 1958 года. Особо выделялись главы, где пересказаны откровенные беседы Пастернака с любимой женщиной о власти и мироздании, об окружавших его людях и родне, с которыми он не мог делиться сокровенными мыслями. Ивинская писала о простоте и сложности гениального человека, создавшего в последнее десятилетие своей жизни литературные шедевры мирового значения. И важным толчком для этого стали глубинное взаимопонимание и любовь поэта и Ольги.
Подтверждение своему впечатлению от книги Ивинской я позже нашел в письмах Пастернака. Например, в предновогоднем, откровенном письме сестрам в Англию от 17 декабря 1957 года Пастернак пишет:
Шура[8], общие знакомые, так называемые друзья дома и даже члены моей семьи понятия не имеют о вещах слишком близких, больших и великих, чтобы я стал посвящать их в их ход. Одних я щажу, чтобы не волновать, другие — чересчур средние, давно остановившиеся в развитии, опустившиеся, которых я принимаю и угощаю обедами по воскресеньям, чтобы Зине не было так скучно. Главная линия жизни проходит мимо, вне их досягания, не затрудняя их понимания, ведомая только Ольге Всеволодовне. Это два разных, не сообщающихся мира.
В письме из тбилисской ссылки от 4 марта 1959 года Борис Леонидович обращается к Ольге: «Олюша, золото мое <…> Радость моя, прелесть моя, какое невероятное счастье, что ты есть на свете <…> будем великодушны к другим <…> во имя светлой неразрывности, так горячо, так постоянно и полно связывающей нас <…> Обнимаю тебя, белая прелесть и нежность моя <…>».
У меня возник закономерный вопрос к Ольге Всеволодовне: почему ее книгу не издали теперь, когда активно идет перестройка?
— Издательство «Советский писатель» даже подписало со мной договор. Вот жду, что еще при жизни выйдет в России моя книга из плена времени, — с надеждой сообщила Ольга Ивинская.
К началу 1990 года число наших встреч перевалило за три десятка. Приближался юбилей поэта, а о книге не было ни слуху ни духу. В январе открылась большая юбилейная выставка к столетию Бориса Пастернака. Поразительной особенностью ее являлось полное отсутствие какого-либо упоминания об Ольге Ивинской — последней любви и друге поэта, той, кому он посвятил, по словам литератора Владимира Корнилова, быть может, лучшие стихи русской любовной лирики.
При этом пастернаковские юбилейные конференции и публикации за рубежом неизменно говорили об Ольге Ивинской как о Ларе романа «Доктор Живаго», как о Гретхен-Маргарите гениального пастернаковского перевода «Фауста» Гете, как о любимой женщине — адресате знаменитых стихов поэта. Такие публикации присылала Ирина[9] из Парижа, где жила с семьей с 1985 года. Ольге приходили вырезки из английских, итальянских, немецких и американских газет и журналов с поздравлениями с юбилеем Бориса Пастернака. Известный писатель Борис Парамонов, много лет работающий литературным обозревателем на радио «Свобода», в обширном исследовании романа «Доктор Живаго» и книги Ивинской «В плену времени», опубликованном в парижском русском журнале «Континент», выразительно и точно отметил: «Ивинская — не только любовь Пастернака, это его Тема!»
Маститый знаток русской литературы Глеб Струве, впервые издавший вместе с профессором Борисом Филипповым четырехтомное собрание сочинений Пастернака[10], вышедшее в 1961 году в Мичиганском университете, США, прочитав книгу Ивинской, написал: «Несмотря на ГУЛАГ, Лара выполнила данное Пастернаку слово. Она будет долго жить в своих словах, написанных ею как пленником времени. Ее мощное писательское дарование — великолепное описание людей и событий — даст ее книге долгую жизнь. Пастернак знал, что делал, когда выбрал Ивинскую источником своего вдохновения».
10
Эмоционально-яркое предисловие к четырехтомнику написала французская славистка Жаклин де Пруайяр. Она была доверенным лицом Пастернака во Франции и вела с ним большую переписку с 1957-го по апрель 1960 г.