— Я сейчас найду какую-нибудь веревку, чтобы вытащить вас, — пообещал сверху Уорнер. — Как вы там?
Отвечать не хотелось. Свет пропал, и мальчик остался во тьме. Под хриплое дыхание полковника он перелез через труп, зажатый между ними, и уперся спиной в камень, потом подтянул ноги и крепко прижал к себе священный топор. На его забрызганном кровью лице застыла ухмылка, глаза были широко открыты от потрясения.
Полковник застонал и пробормотал что-то, чего Роланд не понял. Потом он повторил глухим от боли голосом:
— Возьми себя в руки. — Пауза — и снова: — Возьми себя в руки… Возьми себя в руки, солдат… — Исступленный голос взлетел, затем упал до шепота: — Возьми себя в руки… да, сэр… каждый кусочек… да, сэр… да, сэр. — Голос полковника стал похож на голос ребенка, забившегося в угол от порки. — Да, сэр, пожалуйста… да, сэр… да, сэр…
Фраза завершилась чем-то средним между стоном и судорожным рыданием.
Роланд внимательно вслушивался. Это не был голос триумфатора, героя войны, он звучал скорее как у робкого просителя, и Роланд изумился тому, что скрывалось в сознании Короля.
«Король не может умолять, — подумал он, — даже в страшном кошмаре. Королю опасно выказывать слабость».
Потом — Роланд не знал, сколько прошло времени, — что-то ткнуло его в колено. Он пошарил во тьме и коснулся чьей-то руки. Маклин пришел в сознание.
— Я перед тобой в долгу, — сказал полковник; теперь его голос опять звучал как у истинного героя войны.
Мальчик не ответил, но его осенило: ему нужна защита, чтобы пережить все, что предстоит. Его мать и отец, скорее всего, погибли, а их тела исчезли навсегда. Ему понадобится щит против будущих опасностей, не только в «Доме Земли», но и снаружи (это в том случае, сказал он себе, если они когда-либо опять вообще увидят внешний мир). Он решил, что с этого момента должен держаться около Короля — это, может быть, единственный способ выбраться из подземелья живым.
И если повезет, он хотел выжить, чтобы узнать, что же осталось от мира вне «Дома Земли».
«Когда-нибудь я увижу все это», — загадал он.
Если он пережил первый день, то переживет и второй, и третий. Он всегда был живучим, это неотъемлемое качество Рыцаря Короля, и теперь он сделает все, что потребуется, чтобы остаться в живых.
Старая игра окончилась, подумал он. Вот-вот начнется новая. И она может стать величайшей из всех игр Рыцаря Короля, какую ему когда-либо приходилось проводить, потому что она будет настоящая.
Роланд бережно держал священную секиру и ждал возвращения одноглазого горбуна. Ему казалось, что он слышит звон игральных кубиков в чаше из выбеленной кости.
Глава 16
Чемпион мира по рвоте
— Леди, я бы на вашем месте не стал пить это, ей-богу.
Напуганная чужим голосом, Сестра Жуть оторвалась от грязной лужи, над которой она склонилась на четвереньках, и посмотрела вверх.
В нескольких ярдах от нее стоял низенький толстяк в отрепьях сожженного норкового манто. Из-под лохмотьев выглядывала красная шелковая пижама и торчали голые птичьи ноги. Однако на них были дорогие черные вингтипы[4]. Круглое бледное лицо было изрыто мелкими ожогами, словно Луна кратерами, а все волосы опалены, кроме седых бакенбард и бровей. Лицо сильно распухло, крупный нос и щеки как будто надули воздухом, и сквозь кожу виднелась фиолетовая паутина лопнувших сосудов. Темно-карие глаза-щелки переходили с Сестры Жуть на лужу и обратно.
— Эта дрянь отрувлена, — произнес он с акцентом, имея в виду «отравлена». — Убивает сразу же.
Сестра Жуть стояла на коленках над лужей, как зверь, защищающий свое право напиться. Она укрылась от проливного дождя в остове такси и всю долгую отвратительную ночь пыталась уснуть, но редкие минуты ее покоя нарушались галлюцинациями: ей мерещился человек из кинотеатра — тот, у которого было не одно, а тысяча лиц.
Как только черное небо посветлело и приобрело цвет речной тины, она покинула укрытие, стараясь не глядеть на труп на переднем сиденье, и пошла искать пищу и воду. Дождь стих, только время от времени моросило, но воздух заметно посвежел, как бывает в начале ноября, и в своих мокрых лохмотьях она дрожала от холода. От дождевой воды пахло пеплом и серой, но во рту у Сестры Жуть так пересохло и ей так хотелось пить, что она уже собралась окунуть лицо в лужу и открыть рот.
— Там, позади, из лопнувшей водопроводной магистрали бьет водяной фонтан, прямо гейзер, — сказал человек и показал туда, где, по представлениям Сестры Жуть, был север. — Похож на Олд-Фейтфул.
4