Паттон смотрел на меня, в лице его не дрогнул ни один мускул.
— Послушайте, шериф, может быть, поедем туда прямо сейчас? Человек там один совсем и чуть с ума не сошел от потрясения.
— У него есть что выпить?
— Когда я уезжал, оставалось совсем немного. У меня была пинта, но за разговором мы почти всю ее выпили.
Паттон подошел к столу с откидной крышкой и отпер ящик. Вынул три или четыре бутылки и посмотрел их на свет.
— Вот пузырек почти полный, — сказал он, похлопав одну бутылку. — «Маунт Вернон». Это его заберет. Власти округа не выделяют мне денег на спиртное для непредвиденных ситуаций, вот и приходится урывать понемногу то здесь, то там. Сам-то я не употребляю. Никогда не понимал людей, которые напиваются.
Паттон сунул бутылку в карман на левом бедре и откинул доску в стойке. С внутренней стороны стеклянной двери прикрепил записку. Когда мы вышли, я глянул на нее. Там было написано: «Буду через двадцать минут».
— Я поеду за доктором Холлисом, — сказал Паттон, — а потом вернусь за тобой. Это твоя машина?
— Да.
— Когда я поеду обратно, ты езжай за мной.
Он залез в машину, оснащенную сиреной, двумя красными фонарями, двумя противотуманными фарами, красной и белой пожарными тарелками, сигнальным рожком на крыше, тремя топорами, двумя мотками толстого каната, а в дополнение ко всему этому — огнетушителем на заднем сиденье, запасными канистрами с бензином, маслом и водой, укрепленными на подножке, а также запасным колесом, привязанным сзади. Из-под обивки сидений торчали клочья грязной ваты, на облупившейся краске лежал слой пыли толщиной в полдюйма.
На ветровом стекле, в левом углу, была прикреплена картонка, на которой заглавными буквами было напечатано:
«ВНИМАНИЕ, ИЗБИРАТЕЛИ! ОСТАВИМ ДЖИМА ПАТТОНА КОНСТЕБЛЕМ. ОН СЛИШКОМ СТАР, ЧТОБЫ ХОДИТЬ НА РАБОТУ».
Паттон развернул машину и помчался по улице, поднимая клубы белой пыли.
8
Остановился он напротив железнодорожного склада перед большим каркасным зданием. Вошел туда и вскоре вернулся с мужчиной, который сел на заднее сиденье, туда, где лежали топор и канаты. Служебная машина проехала мимо меня, я тронулся вслед. Мы выехали на дорогу, запруженную народом, и стали продираться сквозь брюки и шорты, вязаные французские матроски и завязанные узлом цветастые платки, сквозь шишкообразные колени и алые губы. За поселком въехали на пыльный холм и остановились у какого-то дома. Паттон нажал разок на сирену, и на пороге дома появился мужчина в Синем вылинявшем комбинезоне.
— Давай, Энди. Дело есть.
Человек в синем комбинезоне хмуро кивнул и скрылся за дверью. Вышел он в шлеме для львиной охоты серого устричного цвета и занял место за рулем, которое ему уступил Паттон. Мужчине было лет тридцать: темноволосый, стройный, наружность — как у коренного местного обитателя — грязноватая и недокормленная.
Мы двинулись по направлению к Малому Оленьему озеру, и по дороге я наглотался столько пыли, что вполне мог бы выпечь партию пирожков из грязи. У решетчатых ворот Паттон вылез, пропустил машины, и мы поехали дальше. У озера Паттон опять вылез из машины, подошел к воде и посмотрел на небольшой причал. Прямо на настиле, обхватив голову руками, сидел голый Билл Чесс. Рядом с ним на мокрых досках что-то лежало.
— Можно еще немного подъехать, — сказал Паттон.
Мы доехали до дальней оконечности озера, вышли из машин и зашагали по причалу. Билл Чесс не оборачивался. Доктор — угловатый человек с безумными глазами и печальным болезненным лицом — остановился, громко кашлянул в носовой платок и задумчиво его осмотрел.
То, что когда-то было женщиной, лежало сейчас на досках лицом вниз, с веревкой, пропущенной под мышками. Рядом валялась одежда Билла. Свою негнущуюся ногу со шрамом на колене он вытянул перед собой, а другую подтянул к телу и прижался лбом к колену. Когда мы подошли, он не пошевелился, не поднял глаз.
Паттон вытащил из кармана пинтовую бутылку «Маунт Вернон», отвинтил колпачок и подал Чессу.
— Глотни-ка как следует, Билл.
В воздухе стоял ужасный тошнотворный запах. Но ни Билл Чесс, ни Паттон, ни доктор, казалось, этого не замечали. Мужчина по имени Энди принес из машины пыльное коричневое одеяло и накрыл труп. Потом, не сказав ни слова, ушел блевать под сосну.
Билл Чесс сделал большой глоток и сидел, прислонив бутылку к голой согнутой ноге. Потом, не поднимая глаз и ни к кому конкретно не обращаясь, заговорил стылым одеревенелым голосом. Он рассказал о ссоре и о том, что случилось потом, но о причине ссоры умолчал. Миссис Кингсли он не упомянул даже мимоходом. Сказал, что после того как я уехал, он взял веревку, разделся, прыгнул в воду и достал труп. Сначала вытащил его на берег, а потом взвалил на спину и перенес на причал. Зачем — он не знает.
Паттон положил в рот кусок табака и принялся жевать; его спокойные глаза ничего не выражали. Потом он стиснул зубы, наклонился и стащил с трупа одеяло. Осторожно, словно тело могло развалиться на куски, перевернул его. Закатное солнце замерцало на ожерелье из крупных зеленых камней, врезавшихся в кожу. Камни были грубо обработанные, матовые, как мыльный камень или фальшивый нефрит. Две позолоченные цепочки соединялись на концах замочком-орлом, усыпанным блестящими камешками. Паттон разогнул широкую спину и высморкался в светло-коричневый носовой платок.
— Что скажете, док?
— По поводу чего? — проворчал человек с сумасшедшими глазами.
— Причина и время наступления смерти.
— Джим Паттон, не будьте полным идиотом.
— Ничего не можете сказать?
— Глядя на это? О боже правый!
Паттон вздохнул.
— Судя по всему, она утонула, — предположил он. — Но наверняка сказать нельзя. Бывали случаи, когда человека зарежут, или отравят, или еще что-нибудь с ним сделают, а потом бросают в воду, чтобы замести следы.
— И часто у нас такое бывает? — злобно осведомился врач.
— Бог свидетель: единственное убийство, с которым я столкнулся в этих краях, — сказал Паттон, скосив глаза на Билла Чесса, — это убийство старого дядюшки Мичема на северном побережье. У него была лачуга в Шиди Кэниэн, а летом он мыл песок на своем старом золотом прииске в долине недалеко от Белтопа. Была поздняя осень, в округе его давно уже никто не видел, а тут выпало много снега, и крыша его лачуги с одного бока просела. Мы решили, что старик уехал зимовать в долину, никого не предупредив — золотоискатели так часто делают, — и как-то раз поехали, чтобы поправить ему крышу. А старик и не думал спускаться в долину. Он лежал на своей кровати, а в затылке у него торчал колун. Мы так и не смогли выяснить, кто же это сделал. Наверное, кто-то решил, что у старика припрятан мешочек с золотом, которое он намыл летом на прииске.
Паттон задумчиво посмотрел на Энди. Человек в шлеме для львиной охоты ковырял в зубах.
— Мы, конечно, догадывались, кто это сделал, — сказал он. — Гай Поп. Да только он умер от воспаления легких за девять дней до того, как мы нашли труп старика Мичема.
— За одиннадцать дней, — поправил Паттон.
— За девять, — уперся человек в шлеме львиного укротителя.
— Уже, Энди, шесть лет прошло. Ну да пусть будет по-твоему. Только почему ты решил, что это сделал Гай Поп?
— В доме Гая среди пыли мы нашли около трех унций [9]золотых самородков. На участке Гая был только золотой песок. А на участке старика не раз находили самородки.
— Да, вон оно как было, — сказал Паттон и слабо мне улыбнулся. — Как ни старайся, всегда что-нибудь да забудешь.
— Бредни полицейские, — с отвращением пробормотал Билл Чесс. Он натянул на себя штаны и теперь снова сел, чтобы надеть рубашку и башмаки. Одевшись, встал, наклонился за бутылкой, сделал большой глоток и осторожно поставил бутылку на доски. Протянул Паттону волосатые кисти.
— Вот так вы и работаете. Надевай наручники — да и дело с концом, — выкрикнул он.
Словно не замечая Чесса, Паттон подошел к ограждению и посмотрел вниз.
— Странно, что труп оказался в этом месте, — заметил он. — Течения здесь не заметно, а если и есть, то по направлению к плотине.