— Что случилось? — удивленно спросил Селим.
— Бей Эфенди, сегодня приезжает Орхан.
Селим с досадой откинулся на подушки.
— А, понятно… В такой опасный момент — и все-таки приезжает.
Перед тем как шурин отправился учиться на факультет археологии в Берлин, между ними возникли разногласия из-за странных и навязчивых идей молодого человека.
Они никогда не понимали друг друга. Селим считал Орхана сорвиголовой, тогда как последний расценивал супруга сестры как консерватора, зацикленного на величии империи, аромат которой давно улетучился.
— Можно было бы меня предупредить!
— Лейла-ханым только что получила телеграмму.
Раздраженный, Селим взял сигарету. Евнух протянул огонь.
— Почему он возвращается?
— Этого я не знаю, Бей Эфенди.
— Однако Берлин должен был ему понравиться. Он, вероятно, доволен, что провозгласили республику. Этот парень всегда был в душе социал-демократом.
Али Ага промолчал. Ему не пристало комментировать слова хозяина, к тому же пребывающего в дурном расположении духа. Али никогда не признавался ему, что испытывает к Орхану дружескую симпатию. После внезапной утраты родителей мальчик нуждался в поддержке. Орхан обнаружил страсть Али к рыбалке, и ему пришло в голову отправиться вместе с евнухом на ловлю. И они, закатив штаны до колен, бродили босиком по воде. Тогда между ними возникло взаимопонимание.
— Этот дом превращается в вольер, — прорычал Селим. — Не хватало здесь еще Орхана с дружками, которые не заставят себя долго ждать и появятся, узнав о возвращении берлинского студента. Но он должен будет вести себя сдержанно, ты меня слышишь? Иначе отправится в йали.
— Об этом не может быть и речи, — заявила Лейла, входя в комнату. — Орхан имеет полное право находиться здесь, вместе с нами.
Селим раздраженно зыркнул на жену. Сегодня она была одета на западный манер — шелковая блуза, серая шерстяная юбка, скрывающая щиколотки. Усеянная жемчугом сетка удерживала волосы. Лейла собиралась на одно из собраний женской организации. Организация была благотворительная, но Селим знал — женщины обсуждали там все, что их волновало: эмансипацию, полигамию и браки по договоренности, развод, влияние Запада на мораль… Самые радикальные дамы заявляли о равенстве в образовании и доступе к профессиям, девизом таких было «Долой старые идеи!».
В прессе было полно обращений таких женщин. Халиде Эдип[23], лектор по литературе в университете, феминистка, чьи работы Лейла, увы, читала с живым интересом, даже организовывала дебаты в присутствии мужчин и женщин.
— Ты похожа на одну из этих омерзительных англичанок, которые требуют избирательного права, — бросил он, тщательно разглядывая ее с ног до головы.
— Женщины больше не могут оставаться взаперти у себя дома и дарить нежность и счастье, — насмешливо ответила она. — Успокойся, у меня нет ничего общего с суфражистками. Единственное, что меня действительно волнует и чего я хочу, — быть рядом со своими детьми.
— И не с мужем?
— Если только он внимателен.
Она с вызовом посмотрела ему в глаза. Селим понял намек. Он подумал, что его жена, когда осмеливалась высказывать свою точку зрения, была восхитительно вызывающей.
— Мне жаль, что тебя огорчает приезд моего брата, — продолжила она более спокойным тоном. — Орхан должен бы образумиться за время учебы в Берлине.
— Очень в этом сомневаюсь, — пробурчал Селим, делая знак служанке принести кофе. — Этот парень непокорен от природы.
Лейла закатила глаза. Ее расстраивали натянутые отношения между мужем и братом. И они стали одной из причин, по которой юноша покинул город. Теперь же она надеялась, что мужчины начнут с чистого листа.
— В любом случае мы с Орханом не будем часто видеться.
— Как это? — удивилась она.
— Я еду в Париж. Меня пригласил один мой французский друг. Это прекрасная возможность. Я смогу держать руку на пульсе и войти в курс дел, касающихся конференции и переговоров по мирному соглашению, до того как приедет наша делегация.
Лейла изумленно смотрела на супруга.
— Как долго ты будешь отсутствовать?
— Пока не знаю, — ответил он, пожимая плечами. — Думаю, что это будет зависеть от продвижения переговоров.
У Лейлы появилось дурное предчувствие и по телу пробежала дрожь. Когда Селим уходил на фронт, она испытала такое же волнение. Домашняя жизнь женщин со своими правилами и обязанностями была лишь отблеском городского мира мужчин. Эти два мира были двумя сторонами зеркала. Тенью и светом, равновесие которых давало силу и гармонию османскому миру.
23
Халиде Эдип Адывар — известный турецкий политический и общественный деятель, романистка и феминистка, в своих трудах критиковавшая низкий социальный статус турецких женщин.