Знаменитый капитан дальнего плавания Христофор Бонифатьевич Врунгель резонно считал, что имя для корабля — то же, что фамилия для человека. «Назовите судно „Геркулес“ или „Богатырь“, — пояснял он, — перед ним льды расступятся сами, а попробуйте назвать своё судно „Корыто“, оно и плавать будет как корыто, и непременно перевернётся где-нибудь при самой тихой погоде»…
Ленин мог создавать только большевистскую партию, и партийный «корабль» «Большевик» с Лениным на мостике выдержал самые жестокие штормы и бури. В 1917 году, имея в кильватере у себя крейсер «Аврора», он возглавил движение России к социализму.
Впрочем, в 1903 году до этого было ещё далеко. Более того, большевики рисковали оказаться на мели. Как известно, общерусская политическая марксистская газета «Искра», по замыслу Ленина, должна была стать и стала решающим фактором в борьбе за партию и подготовку II съезда Партии. С № 1 по № 51 газета выходила под руководством Ленина, но после II съезда большинство в редакции оказалось за меньшевиками во главе с Плехановым, и с № 52 «Искра» стала органом борьбы против Ленина и большевиков. 19 октября (1 ноября) 1903 года Ленин вышел из редакции. Он подал Плеханову заявление следующего содержания:
«Не разделяя мнение члена Совета партии и члена редакции ЦО (Центрального органа. — С. К.) Г. В. Плеханова о том, что в настоящий момент уступка мартовцам… полезна в интересах единства партии, я слагаю с себя должность члена Совета партии и члена редакции ЦО.
P. S. Во всяком случае я отнюдь не отказываюсь от посильной поддержки своей работой новых центральных учреждений партии»[70].
Сталин метко заметил тогда, что «Искра» лишилась искры…
Но пламя уже горело!
ВСКОРЕ после II съезда Мартов решил отыграться, созвав съезд «Заграничной лиги русской революционной социал-демократии», где рассчитывал дать большевикам бой. Ленин возражал, его поддерживали два из трёх активных членов правления Лиги — Крупская и Литвинов (крупный большевик, будущий нарком иностранных дел СССР). Однако манёвры третьего реального члена правления — Дейча — привели к тому, что съезд Лиги был назначен на октябрь 1903 года.
Дейч привлёк к голосованию двух оставшихся членов правления — меньшевика М. Г. Вечеслова, жившего в Берлине, и колебавшегося большевика Г. Д. Лейтензена, жившего в Париже, и они втроём проголосовали за съезд.
Ленин перед съездом Лиги был поглощён невесёлыми раздумьями настолько сильно, что врезался на велосипеде в трамвай и чуть не выбил себе глаз — так и ходил потом на заседания съезда Лиги с повязкой на глазу — как пират[71].
Все эти партийные неурядицы Ленина, конечно, выматывали, и летом 1904 года он устроил себе такой отдых, которого, пожалуй, до этого никогда не имел и которого впоследствии не имел уж точно.
Мать Крупской, Елизавета Васильевна, уехала в Россию на дачу к знакомым под Питер. Жильё своё в Женеве Ульяновы сдали и отправились в Лозанну. 2 июля 1904 года Надежда Константиновна — в своей обычной, окрашенной лёгким юмором манере — извещала о планах отдыха свекровь, переехавшую из Самары в Киев.
Тогда, к слову, в Киеве образовалась целая ульяновская колония: Мария Александровна, Мария Ильинична, Дмитрий Ильич с женой Антониной и Анна Ильинична.
Муж Анны — Марк Тимофеевич Елизаров, у которого после ссылки на Дальний Восток окончился срок гласного надзора полиции, отплыл тогда из Порт-Артура в Японию, а оттуда на океанском пароходе вокруг Китая и Индии — в Европу, на встречу с Лениным. Затем Елизаровы предполагали осесть в Петербурге, где Марк Тимофеевич мог рассчитывать на службу на железной дороге, удобной и с житейских, и с партийных позиций.
Если учесть, что в Киеве жил с женой ещё и Глеб Кржижановский, работавший инженером в управлении железной дороги, то становится ясно, что жизнь в Киеве была наполнена разнообразными событиями и занятиями — как легальными, так и, что для Ульяновых было естественным, нелегальными.
«Швейцарская» же ветвь большой семьи Ульяновых решила устроить себе грандиозный отдых, и Крупская сообщала киевлянам:
«Сейчас мы в Лозанне. Уже с неделю, как выбрались из Женевы и отдыхаем в полном смысле этого слова. Дела и заботы оставили в Женеве, а тут спим по 10 часов в сутки, купаемся. Гуляем — Володя даже газет толком не читает, вообще книг было взято минимум, да и те отправляем завтра нечитанными в Женеву, а сами в 4 часа утра надеваем мешки и отправляемся недели на 2 в горы. Пройдём к Интерлакену, а оттуда к Люцерну, читаем Бедекера (популярные тогда путеводители. — С. К.) и тщательно обдумываем своё путешествие. За неделю мы уже значительно „отошли“, вид даже приобрели здоровый. Зима была такая тяжёлая, нервы так истрепались, что отдохнуть месяц не грех, хотя мне уже начинает становиться совестно… Мы с Володей заключили условие — ни о каких делах не говорить, дело, мол, не медведь, в лес не убежит, не говорить и, по возможности не думать…»[72]