Скоро проснется Ильич
(русская сказка)
Вот сидит один раз Ленин у себя в комнатке после обеда и разные книжки и газеты почитывает. Только в какую газету ни заглянет, какую книжку ни раскроет, все про себя чтение находит: «Дескать, что нам перед антантой страшиться, что перед Америкой бояться, когда у нас есть Владимир Ильич Ленин».
Чудно стало Ленину. Встал он со стула венского, походил по комнатке и говорит сам себе:
«Ладно, так и сделаю».
А после того посылает своего посыльного к главному советскому доктору. Приходит доктор, а Ленин ему и говорит:
— Можешь сделать так, чтобы я умер, только не совсем, а так, для виду?
— Могу, Владимир Ильич, только зачем же это?
— А так, — говорит, — хочу испытать, как без меня дела пойдут. Чтой-то все на меня сваливают, во всяком деле мной загораживаются.
— Что ж, — отвечает доктор, — это можно. Положим тебя не в могилу, а в такую комнату просторную, а для прилику стеклом накроем.
— Только вот что, доктор, чтобы это было в пребольшом промежду нас секрете. Ты будешь знать, я, да еще Надежде Константиновне скажем.
И скоро объявили всему народу, что Ленин умер.
Народ заохал, застонал, коммунисты тоже не выдержали — в слезы. Все думают, что теперь делать будем? Того и гляди, англичане с французами присунутся.
А самый старший — Калинин — уговаривает:
— Что ж поделаешь! Это не в нашей власти… Слезами горю не поможешь. Ну, поплакали и ладно, за дело надо браться.
Положили Ленина в комнату, мавзолей называется, и стражу у дверей приставили. Проходит день, два… неделя, месяц — надоело Ленину лежать под стеклом.
Вот один раз ночью выходит он потихоньку задней дверью от мавзолея и прямо в Кремль, в главный дворец, где всякие заседания комиссарские.
В дверях его пропустили, потому в кармане у него пропуск бессрочный лежал, а шапку он надвинул пониже, чтобы не узнали.
Приходит туда Ленин, а заседания уже все закончились, и служители полы подметают.
Ленин спрашивает:
— Кончилось?
— Кончилось.
— Не знаете, о чем говорили?
— Да о разном… Слышь, англичане с нами хотят подружиться, а там еще какие-то державы. Мы ведь в щелку слушали, краем уха… не поняли.
— Так, так, а про Ленина не поминали?
— Как же! Поминали… Вот, говорят, Ленин умер, зато коммунистов-то чуть не в два раза больше стало. Теперь только пикни антанта.
— А она не пищит?
— Да покуда, в час молвить, не слыхать.
— Так, так, — поддакнул Ленин и простился со служителями.
Пришел он в мавзолей, лег под стекло, думает:
«А ведь ничего, работают и без меня. Ладно. Проверю еще кое-где… Завтра к рабочим на завод схожу».
На другую ночь отправился Ленин на завод. Там его тоже не задержали, прямо в машинную часть провели. Ночью народу на заводе мало, только-только, чтобы пары не затухали, держат машиниста, смазчика да кочегара, сторожей еще, чтобы шпионы чего не подсудобили.
«Хватит и этих, — думает Ленин, — мне ведь не митинги разводить, только поспросить кой о чем».
— Здравствуйте, товарищи.
— Здравствуй.
— Ну, как?
— Да ничего… Сходственно.
— Беспартийные?
— До смерти Ленина в беспартийных ходили, а теперь в коммунистах. Ленинцы.
Ленину это по сердцу маслом.
— А в работе задержки нет?
— А товаров много выпускаете?
И начал, и начал вопросами донимать.
— Да скоро с мирным временем сравняемся.
— Ну, работайте, работайте, в час добрый, а пока прощевайте.
«Тут ладно, — думает Ленин по дороге в мавзолей, — теперь только мужиков проведать, узнать про их житье-бытье!»
На третью ночь Ленин встал раньше: ведь дойти до станции, да дорога, да еще, пожалуй, от глухой станции до деревни пешком итти придется.
В деревню он поехал в какую похуже, чтобы наглядней было. В одной избушке огонек светился. Пошел Ленин.
— Можно отдохнуть у вас?
— Заходи.
Входит Ленин и диву дается. Икон нет. Красные плакаты везде. Портреты. Ленин нарочито спрашивает:
— Вы что же, некрещеные?
— Мы, товарищ, в гражданах состоим, а в нашем доме читальня, а это вот — уголок Ленина.
«И тут помнят меня», — думает Ленин. — Ну, а как житье-то мужицкое?
— Да не так, чтоб уж очень, а все-таки вроде как налаживается.
Вышел Ленин из избы радостный, в мавзолей лег успокоенный, спит вот уже много дней после своих странствований.
Теперь уже наверно скоро проснется.
Вот радость-то будет!
Ни словами не расскажешь, ни чернилами не опишешь.
Сказка записана в б. Вятской губернии. Составлена не ранее 1925 г.
В. Гусев. Десятилетие[2]
2
Стихотворение посвящено десятилетию со дня смерти В. И. Ленина и написано накануне XVII партийного съезда.