Конечно, нет сомнений в том, что определенный интерес к объективному освещению ленинской проблематики все-таки сохранился. Однако он, по ряду исторических, политических и психологических причин, которых мы здесь не будем касаться, обычно проявляется в России у людей, находящихся в оборонительной позиции.[23] Антикульт, немедленно сложившийся вокруг основателя советского государства в процессе смены общественного строя, оказался беспомощным перед тем фактом, что, несмотря на изменения, которые смели СССР, положительный образ Ленина глубоко укоренился в широких слоях населения среди традиционных патриотических ценностей. Согласно одному из социологических опросов, даже в момент кульминации «разоблачений» Ленина в 1994 г. он считался второй по популярности исторической личностью (33,6 %) после Петра Великого (40,6 %).[24]
В наши дни как-то остается в тени тот факт, что культ Ленина пустил корни независимо от желания самого Ленина, более того, вопреки ему. Об этом говорят многие документы, прежде всего донесения ГПУ о настроениях населения, свидетельствующие о политическом и социально-психологическом возбуждении, всплеске эмоций, последовавшем за смертью Ленина. Не только охваченных революционным порывом рабочих[25], но и широкие слои сельского населения в определенной степени привлекала «сильная личность» Ленина; в различных документах отражаются и сложные душевные процессы, связанные с боязнью потрясений и неожиданных перемен. В этой обстановке Ленин воспринимался и как «защитник русского народа» от инородцев (прежде всего, конечно, от евреев) подкрепить бы ссылочкой, причем на все эти эмоциональные реакции накладывались и сильные религиозные чувства. Что же касается представителей власти, то они пытались усилить и закрепить революционную легитимацию нового режима с помощью формулы «партия — Ленин, Ленин — партия». Тем временем в противовес культу (и властям) проявилась и неприязнь к Ленину («антикульт»), также питаемая социальными и религиозными источниками.[26] Между прочим, почитание «доброго отца» выразилось и в самом похоронном ритуале, создании мавзолея, бальзамировании тела Ленина и его выставлении для всеобщего обозрения; существует обширная литература по этой теме.[27] Почвой, на которой формировался культ Ленина, были народные убеждения, народные верования. Массы рабочих и крестьян соединяли свои надежды на лучшее будущее с образом вождя, считая, что именно личность вождя является залогом осуществимости на земле общества, основанного на справедливости. Составлявшее большинство «крыло» коммунистов добавило к этим чаяниям «учебно-воспитательную» целенаправленность и свое стремление к сохранению власти, что может считаться цементирующим идеологическим материалом, отвечавшим требованиям времени. «Преданность делу» проявилась уже во время похорон Ленина. Характерно, что начавшееся среди рабочих «соревнование» за возможность в 30-градусный мороз принять участие в церемонии похорон не обязательно организовывалось сверху, а несколько позже в народе уже распространялись частушки о Ленине как народном герое и прорицателе.[28]
Эта вера в будущее воплотилась в том отношении к Ленину, которое определяло душевное настроение молодых героев «Сентиментального романа» В. Пановой во время смерти вождя: «Они стояли на углу, просвистываемые ледяным ветром, выбивали дробь ногами в жиденьких ботинках, зуб на зуб не попадал, — и говорили: каким он был, Ильич. Они его не видели. Югай видел его на Третьем съезде комсомола. Но так громадно много значил Ленин в их жизни. Не только в минувшие годы, но и в предстоящие, и навсегда значил он для них безмерно много. Всегда он будет с ними, что бы ни случилось. Так они чувствовали, и это сбылось. И, соединенные с ним до конца, видя в нем высший образец, они желали знать подробности: как он выглядел, какой у него был голос, походка, что у него было в комнате, как он относился к товарищам, к семье. И все говорили, кто что знал и думал».[29]
23
Во всяком случае, с уважением к фактам ведет свою деятельность последний директор бывшего московского Центрального музея В. И. Ленина В. Е. Мельниченко, возглавлявший музей в годы его ликвидации (1991–1993). См.: Мельниченко В. Феномен и фантом Ленина (350 миниатюр). М., 1993.
24
Котеленец Е. Ленин как предмет исторического исследования. Новейшая историография. М., 1999. С. 9–10. В 1989 г. Ленин был бесспорно популярнейшим историческим лицом, ведь таковым его назвали 68 % опрошенных, отдавших ему предпочтение перед Карлом Марксом и Петром Великим.
25
В некоторых местах рабочие требовали казни тех, кого они считали организаторами и участниками покушения на Ленина. В спецдонесениях ОГПУ говорилось, что, например, в Тамбовской губернии «в связи со смертью т. Ленина отмечается подавленное настроение среди рабочих. В Клубе железнодорожников, где присутствовало до 1000 человек, вынесена единогласно резолюция о немедленном расстреле всех заключенных в тюрьмах эсеров как виновников его смерти» (ссылка на то, что в августе 1918 г. Ленин был ранен эсеркой Дорой Каплан). Неизвестная Россия. XX век. Т. IV. Изд. Объединение «Мосгорархив». М., 1993. С. 13.
26
Анализ документов см. в работе: Великанова О. В. Образ Ленина в массовом сознании // Отечественная история, 1994, № 2. С. 177–185. Этот вопрос проясняется еще однозначнее на основе различных секретных донесениий ГПУ, в которых содержалась информация для высшего руководства об общественных настроениях в связи с болезнью Ленина. См.: «Совершенно секретно»: Лубянка — Сталину о положении в стране (1922–1934 гг.). Т. 1. Ч. 2. Институт российской истории РАН. М., 2001. Прежде всего с. 825–826, 838, 880.
28
Например, согласно секретному донесению, «в Замоскворецком районе наблюдалось сильное желание рабочих принять участие в общей массовой встрече тела Ильича, и с трудом удалось уговорить выделить делегацию». Неизвестная Россия. XX век. Т. IV. Изд. Объединение «Мосгорархив». М., 1993. С. 12.
Сложенные тогда частушки проанализировала в свете восточных легенд и русских сказок О. Великанова (см. ее цитированную работу). Вот, например, приведенный исследовательницей сюжет узбекской песни:
См.: Великанова О. В. Образ Ленина в массовом сознании. С. 180.