Прочитав, Шебаршин смотрит на генерала, сидящего напротив:
«Так что будем делать? Председателю это письмо пошлём, пусть почитает, может, что-то Горбачёву процитирует… Нашего сотрудника надо успокоить: ещё ничто не потеряно, наша работа нужна Родине, ну и так далее, потеплее. Но что же будем делать, дорогой товарищ генерал? Куда мы катимся? Куда нас, как стадо баранов, ведут? Почему игнорируют нашу информацию? Крючков докладывает наверх, а там всё бесследно растворяется?»
Леонид Владимирович понимает, что вопросы, которые он сейчас задаёт, — наивны. Ответ ясен, но его страшно сформулировать даже для себя. Трудно признать, что некоторые руководители разведки подпали под обаяние самовлюблённых, корыстных шарлатанов, что их подвела многолетняя привычка подчиняться и верить начальству, не подвергать сомнению его мудрость и честность…
Собеседник Шебаршина взрывается гневной тирадой. Генерал — не просто руководитель нелегальной разведки. Он — офицер-фронтовик, участник штурма Берлина, до глубины души уязвлён унижением своей родины. Он говорит сдавленным, дрожащим от ярости голосом. Повисает без ответа вопрос: «Что же делать?»…
Во второй половине дня — ежемесячное совещание руководства Первого главного управления, на котором присутствуют заместители начальника ПГУ, начальники управлений и служб — всего около двадцати человек. Основной вопрос: моральное состояние коллектива и меры противодействия пропагандистской кампании, ведущейся в Советском Союзе против Комитета государственной безопасности и его разведки.
На днях проводил совещание руководства КГБ Крючков. Председатель предельно откровенен: «В стране развёртывается кампания, целью которой является ликвидация КГБ как политического фактора». Положение обострилось до предела. КГБ клюют со всех сторон. В своей стране горы небылиц нагромождают газеты и телевидение. За рубежом всё более чувствительные удары по нашей разведке наносит противник. Люди нервничают. Некоторые уходят из Службы, другие, даже закалённые и проверенные, начинают колебаться.
«Чужая рука дотягивается до нас в нашем собственном доме» — подобные мысли посещают не только Шебаршина. Все сотрудники тяжело переживают серьёзные издержки нового курса, которые с каждым днём становятся всё более тревожными и оборачиваются многочисленными опасностями для страны и народа.
На первый взгляд события приобретали всё более непредсказуемый характер. Но люди образованные и думающие без труда усматривали в их развитии вполне определённую последовательность, в основе которой лежал сложный и хорошо продуманный сценарий. В полной мере обнажили себя и те силы, которые этот сценарий осуществляли, «дирижировали» процессом развала великой державы, используя огромную и практически неприкрытую финансовую, политическую и моральную поддержку Запада. «Архитекторы» и «прорабы» внутри страны опирались на «пятую колонну», сформированную из врагов социалистического строя и ненавистников советской власти.
Дестабилизация положения в стране, конечно, не могла не сказаться на разведке. И всё же, как считал Шебаршин, раскола в сообществе разведчиков удалось избежать. Сказались привычка к дисциплине, чувство товарищества, профессиональная осмотрительность. Для того чтобы гасить потенциальные раздоры, иногда приходилось призывать людей к уважению чужих взглядов, предупреждать против проявлений нетерпимости по отношению к инакомыслящим.
Но главное, в КГБ и разведке не так-то просто было расшатать прочный идейный стержень, вокруг которого консолидировались внушительные силы сотрудников. Большинство людей оставались верными идеалам, на которых их воспитывали и которые они защищали от всевозможных посягательств. По словам Шебаршина, «была сильна надежда на возможность сохранения единого федеративного государства, вера в неисчерпаемые возможности социалистического строя». Как непосредственное руководство к действию все сотрудники ПГУ восприняли задачу, поставленную Крючковым: «Главное в нашей работе — не допустить разрушения Союза».
По воспоминаниям Леонида Владимировича, в среде разведчиков «серьёзное сопротивление вызывали попытки отказаться от понятия и термина „главный противник“», обозначавшего, как мы уже говорили, Соединённые Штаты Америки. «Людям, которые десятилетиями работали по „главному противнику“, было трудно привыкнуть к тому, что советско-американские отношения утратили конфронтационный характер и эра холодной войны завершилась, а следовательно, и подход разведки к работе по США должен быть пересмотрен. Надо сказать, что аргументы противников отказа от привычного термина[20] были весомыми. В выступлениях американских официальных лиц — вице-президента Куэйла, министра обороны Чейни, да и самого президента Буша — с удручающей регулярностью звучал тезис о том, что именно Советский Союз остаётся для США главным противником».
20
В ПГУ было немало не только противников отказа от термина «главный противник», подразумевающего США, но и сотрудников, выступающих против снятия с повестки дня понятия «холодная война».