«…стоит упомянуть о другой стороне Лесной зависимости — о Зове Леса. Академически говоря, именно он есть полная противоположность Лесной Аллергии. Люди с эЛ-А не могут жить в Лесу, люди с ЗЛ не могут жить вне Леса. Однако, проявления его совершенно иные. Аллергия, как мы уже говорили, вызывает соматическую реакцию организма — удушье, кожные поражения, e cosi via[4]. В свою очередь, Зов действует на уровне психики. У людей, пытающихся покинуть Лес, возникают сильнейшие головные роли, глубокая, вплоть до попыток суицида, депрессия, в отдельных случаях — признаки разрушения личности. Как и в случае Лесной Проказы, всё это почти мгновенно исчезает при возвращении в Лес. Однако, как и эЛ-А, Зов может быть разной степени тяжести; при самой тяжёлой форме патологии развиваются при пересечении МКАД, страдающие же лёгкой формой могут удаляться от Леса на десятки, в отдельных случаях, сотни километров. Главное, что следует отметить, — Зову Леса в той или иной степени подвержены все, кто прожил на его территории больше двух лет.
Самая же неприятная особенность Зова Леса заключается в том, что он, как и Проказа, может выработаться за пределами Леса у тех, кто принимает произведённые из лесных компонентов препараты — лекарства, наркотики, БАДы. В сочетании с Лесной Аллергией это обрекает человека на жалкое существование в пределах узкой, в несколько километров территории, в варианте Московского Леса — по контуру МКАД.
— Ходят слухи, что средством для выработки сопротивления Лесной Аллергией может служить секс с теми, у кого имеется к ней иммунитет. Верно ли это и в случае других лесных патологий?
— Евгений, не верьте шарлатанам. К сожалению, в науке их предостаточно. Есть люди падкие на гранты. А суеверий внутри самого Леса — великое множество. Во время работы в МГУ меня обещали познакомить с одним molto straordinari[5] персонажем. Говорят, он настоящий ко-ло-дезь историй о Лесе. Точнее, даже познакомили. Ahime[6], по некоторым причинам, наше общение не смогло быть достаточно продуктивным.
Но неважно. Перед тем, как попрощаться, я снова хочу повторить самую важную вещь, в которой я уверена: все так называемые Лесные Патологии имеют один источник. И его секрет я намерена раскрыть…»
Яков Израилевич с трудом справился с накатившим вновь раздражением. Раскрыть она намерена, вот как! А ведь речь идёт о загадке, над которой учёные в ГЗ бьются далеко не первый год. Нет, но до чего самоуверенная девица! Одно хорошо — в Лесных болячках разбирается, на весьма приличном уровне. Некоторые нюансы, содержащиеся в тексте, позволяют уверенно об этом говорить. Хотя, конечно, проверить не помешает…
Скрипнула входная дверь.
— Вon giorno, signore!
Женский голос — нет, не голос, а чарующее, подлинно итальянское сопрано, при звуках которого перед глазами немедленно возникает знойное неаполитанское побережье, оливковые рощи на крутых склонах, античные руины и черноволосые смуглые красавицы. Яков Израилевич от неожиданности закашлялся и повернулся, едва не опрокинув вращающийся лабораторный табурет — внешность гостьи полностью соответствовала её голосу.
— Здра… — то есть, бон джорно, синьорита Монтанари. Счастлив приветствовать вас во вверенной моим заботам… э-э-э… лаборатории Факультета Биологии Московского государственного Университета!
Гостья из солнечной Италии никак не отреагировала на выданный завлабом казённый оборот. Она яркой бабочкой впорхнула в комнату и защебетала, мешая русские и итальянские слова, и Якову Израилевичу понадобилось немало усилий, чтобы как-то вклиниться в этот поток и выставить прочь любопытствующих, по одному просачивающихся в кабинет. Последним за дверь вышел Умар. В отсутствие Бича сильван вполне обжился в лаборатории — выполнял мелкие поручения за пределами ГЗ, а заодно — проходил с помощью сотрудников лаборатории ускоренный курс наук, потребный для поступления на подготовительное «Лесное отделение» отделение университетского колледжа. Особенно усердно помогали ему молоденькие лаборантки, одна из которых, прежде чем покинуть кабинет завлаба, смерила итальянскую гостью вызывающе-ревнивым взглядом.