Да, мне бы тоже этого хотелось. Уверена, никто никогда не просил Слэша[3]позировать обнаженным, обхватив ногами гитару.
Губы Люка изгибаются в усмешке.
– Отсутствие одежды было единственной причиной, по которой все, кроме тебя, купили его.
Придурок.
Но потом Люк набрасывается на чили и ест так же, как всегда, – с жадностью склонившись над тарелкой, – отчего злополучная рана снова ноет в груди. Почему она просто не закроется, эта рана? Что мне сделать, чтобы она исчезла и никто не догадался, что она вообще там когда-то была?
– Ты ешь как дикарь, – говорю я ему.
Он приподнимает бровь.
– А ты не ешь, словно у тебя какое-то расстройство.
Я смотрю на нетронутую еду. Я отвыкла нормально есть во время гастролей. Не люблю выходить на сцену с полным животом, и любая дурь, думаю, тоже тут не помогла бы.
Донна, чувствуя напряжение, наклоняется и берет прядь моих волос, когда я наконец начинаю есть.
– Рада, что ты перестала их обесцвечивать, – говорит она, – но, милая, ты такая худенькая. Ты больше не встречаешься с тем парнем, так ведь?
Люк застывает, я тоже. Я была не так известна, пока не стала встречаться с Кэшем Стерджессом, и, черт возьми… теперь обо мне знает весь мир. Ничто так не привлекает внимания общественности, как слитый кусочек видео, на котором бойфренд избивает тебя до полусмерти.
– Все сложно, – отвечаю я, потому что не хочу лгать. Кэш сейчас временно в так называемом реабилитационном центре, хотя на самом деле это просто какой-то ретрит[4] в Перу с ритуалом аяуаска[5], и я предполагаю, что через месяц ему станет «лучше», и я вернусь. Иногда это настоящее облегчение – встречаться с парнем, который обращается с тобой как с какой-то дрянью, которой, как тебе известно, ты и являешься. Облегчение потому, что тебе не нужно изображать обратное.
Люк сжимает челюсти.
– В этом не должно быть ничего сложного.
Я закрываю глаза. Этот крошечный намек на то, что ему не все равно… Боже, это больно. Игнорирую его, прячу этот момент подальше, бережно заворачиваю и помещаю рядом с моими любимыми воспоминаниями – все они о нем. Я разверну его снова, когда будет безопасно, когда не будет свидетелей.
Когда ужин заканчивается, Люк встает, собирает тарелки и идет к раковине, не говоря ни слова.
– Пойду-ка я, наверное, полежу немного на диване, – говорит Донна, – раз уж вы сами здесь справляетесь.
Я смотрю ей вслед, и в животе все сжимается от тоски. Мне хотелось верить, что она на самом деле не так сильно больна, как говорила, – может, приукрасила картину, чтобы я точно приехала и не передумала (а я могла), – но та Донна, которую я знала, была неутомимой, всегда спешила с запеканкой к любому нуждающемуся или с пакетом одежды, чтобы передать его в фонд Доброй воли. А этой Донне нужно отдохнуть после еды, и она очень медленно ходит. Она действительно скоро умрет.
Неохотно я иду следом за Люком на кухню. Он стоит у раковины и моет сковородку. Только у него получается мыть посуду так возбуждающе. Только он может мыть сковородку с таким изяществом.
– Что тебе известно о ее раке? – спрашиваю я, хватая кухонное полотенце и сковородку.
Он хмурится. Ему явно требуется усилие, чтобы быть вежливым со мной.
– Совсем немного. Я поискал в интернете – у нее максимум год, и это только с химией, от которой она отказывается.
Нет. Нет. Должен быть какой-то дорогущий способ продлить ей жизнь, пока не появилось более эффективное лечение.
– Наверняка есть какие-нибудь исследования. Я попрошу кого-нибудь все разузнать. Может, в Стэнфорде…
Он хватается за столешницу.
– Она не этого хочет. Она не хочет, чтобы мы что-то ей покупали. Она не хочет лечить эту гребаную болезнь. Она просто хочет, чтобы ты была здесь.
– Иногда люди не хотят того, что будет лучше для них, – огрызаюсь я.
Он разворачивается и смотрит на меня в упор, его глаза сужаются.
– Ты действительно считаешь, что мне нужно это объяснять?
Люк слишком хорошо знает о желании иметь то, что принесет только беды.
Полагаю, мы оба знаем.
Мы заканчиваем с посудой в тишине, потом идем к Донне в гостиную. Я присаживаюсь с одной стороны от нее, а Люк с другой, как обычно широко расставив колени и положив руку на спинку дивана. Он выглядит подтянутым даже в расслабленном состоянии.
Мы смотрим одно из тех шоу-расследований, где главный герой все время многозначительно смотрит вдаль и произносит что-то вроде: «Похоже, это дело оказалось намного сложнее».
4
Международное обозначение времяпрепровождения, посвященного духовной практике.