Слово это мужчина не может слышать бессчетное число раз, а у погашенных в пепельницу окурков такой отвратительный запах, вот я и подумал, что мысли эти не вдохновляют, не радуют, не дают пищи уму и сердцу, и прислушивался к ночи, обыкновенной ночи, обещающей и манящей, как шлюха, но только не для меня, потому что я слишком долго не спал и, слушая ночь, я незаметно заснул.
Не было еще ни одной проведенной в одиночестве ночи, когда бы меня не посещали приятные или, напротив, жуткие сны. Иногда их трудно запомнить, особенно если тебя разбудили выстрелы из пистолетов, винтовок, автоматов, или телефон, или раздраженная жена; но обычно сны не уходили совсем, и этой ночью мне приснилось, что я в гостинице или, вернее, в Gasthaus, в кантоне Вод в Швейцарии. Со мной моя первая и самая любимая жена — мать моего старшего сына, и мы спали, крепко прижавшись друг к другу, чтобы сохранить тепло и потому, что именно так лучше всего спится, если люди любят друг друга и ночь холодная. Фасад гостиницы и беседку увивали ветви глицинии, или винограда, и каштаны в цвету напоминали залитые воском канделябры. Мы собирались на рыбалку на Ронский канал, а за день до этого сна удили в Штокальпере. От талых вод обе речушки обрели молочный цвет, и стояла ранняя весна. Моя первая и лучшая жена, как всегда, крепко спала, и я чувствовал аромат ее тела и цветущих каштанов, идущее от нее тепло, и голова ее лежала у меня под подбородком, и мы спали, доверчиво прижавшись друг к другу, как котята. Тогда мне, случалось, снились плохие сны, вызванные наследием или последствиями скверно организованной войны, и в такие ночи меня интересовал только сам сон или его сестра смерть [80]. Но той ночью в моем сне я спал счастливо, обняв свою любимую, и ее голова покоилась у меня под подбородком, и, проснувшись, я с изумлением думал о том, сколько возлюбленных, которым мы храним верность, пока не перестаем ее хранить, может быть у мужчины, и еще о том, как меняются нормы морали от страны к стране, и о том, кто же все-таки может точно знать, что есть грех.
У Нгуи было пять жен, это мы знали наверняка, и двадцать голов скота, хотя вот тут сомнений хватало. У меня, согласно американским законам, была одна законная жена, но все с уважением вспоминали мисс Полин [81], которая приезжала в Африку много лет назад, и наши друзья, особенно Кейти и Мвенди, любили и восторгались ею и, по-моему, считали ее моей темноволосой женой-индианкой, а Мэри — белокурой женой-индианкой. Они не сомневались, что, пока мы с Мэри находимся в Африке, мисс Полин присматривает дома за шамбой, и я не говорил им о смерти мисс Полин, потому что их бы это опечалило. Никто также никогда не рассказывал им о другой жене, которая им наверняка бы не понравилась. Считалось само собой разумеющимся, причем так думали даже наиболее консервативные и скептически настроенные старейшины, что у меня, если уж у Нгуи пять жен, в силу различия в нашем финансовом положении должно их быть по крайней мере двенадцать.
Полагали также, что я был женат и на мисс Марлен, которая, судя по полученным мною фотографиям и письмам, работала в принадлежащей мне небольшой увеселительной шамбе, именуемой Лас-Вегас. Они знали мисс Марлен как автора «Лили Марлен», и многие люди действительно думали, что зовут ее Лили Марлен, и все мы сотни раз слушали на старом патефоне ее песню «Джонни», и следующей была мелодия «Рапсодия в стиле блюз», и мисс Марлен пела о «кудельках вокруг вымени» [82]. Мелодия эта всех глубоко трогала, и порой, когда я пребывал в мрачном или подавленном состоянии, находясь вдали от своей увеселительной шамбы, Моло, брат Нгуи, спрашивал: «Кудельки вокруг вымени»? И я просил поставить пластинку, и он заводил патефон, и все мы с удовольствием слушали красивый, глубокий, необыкновенный голос женщины, которая никогда не была моей женой, пела в увеселительной шамбе и так успешно и преданно ею управляла.
Наверное, потому, что я не спал и сомневался, удастся ли мне вообще заснуть, мне вспомнилась еще одна девушка, которую в свое время знал и очень любил. Это была стройная американка, с ногами от плеч, с обычными для американок роскошными буферами, которые особенно нравятся тем, кто не познал прелестей небольшой, упругой, правильной формы груди. Но эта девочка, с красивыми ногами негритянки и такая очаровательная, постоянно на что-нибудь жаловалась. Ночью, пока не спалось, мысли о ней доставляли удовольствие, и я вспоминал ее, и коттедж, и Ки-Уэст, и охотничий домик, и различные игорные заведения, где мы бывали, и пронизывающий утренний холод, когда мы вместе охотились, и порывистый ночной ветер, и вкус горного воздуха, и запах шалфея в те дни, когда она еще интересовалась охотой на что-либо, помимо денег. Человек никогда не бывает по-настоящему одинок; даже когда в предполагаемой тьме души время останавливается в три часа утра, это лучшие часы человека, если только он не алкоголик и не страшится ночи и того, что принесет грядущий день. В свое время я боялся ничуть не меньше, чем любой человек, а может быть, даже больше. Но с годами страх стал казаться мне своего рода глупостью, такой, как, например, превышение банковского кредита, заражение венерическим заболеванием или пристрастие к наркотикам. Страх — порок молодости, и, хотя мне нравилось ощущать его приближение, этим страх не отличался от остальных пороков, все же испытывать его было недостойно взрослого мужчины, и единственное, чего ему следовало бояться, так это столкновения с настоящей и неминуемой опасностью. Вот этого момента упустить нельзя, как нельзя терять контроль над собой, если ты несешь ответственность за жизнь других. При встрече с настоящей опасностью от инстинктивного страха кожу головы начинает покалывать, а если ты утратил подобную реакцию, значит, пора заняться чем-нибудь другим. Вот тут я подумал о мисс Мэри и о том, какой смелой она показывала себя все девяносто шесть дней охоты на льва, учитывая, что из-за небольшого роста никак не могла толком высмотреть его, и занималась новым для себя делом, не имея достаточного навыка и соответствующего снаряжения, и как она силой воли заставляла всех нас вставать за час до рассвета, и как однажды Чейро, преданный и любивший мисс Мэри, но старый и уставший от погони за львом, что особенно проявилось у Магади, сказал мне: «Бвана, убей льва, и покончим с этим. Женщине не дано убить льва».
Но мы продолжали казавшееся бесконечным преследование, и мисс Мэри убила своего льва, именно так, как того хотел Батя для своей последней охоты, но потом дело приняло неудачный оборот, и Мэри засомневалась в нас всех.
В Африке всегда пребываешь в состоянии счастливого, беззаботного отчаяния, но из всех нас лишь один Осведомитель испытывал сожаление. Он таскал его с собой, как носят бабуина на плече. Римос [83]— прекрасная кличка для скаковой лошади, но плохой попутчик в жизни. У меня была воистину восхитительная бабушка с лицом ангела, если бы ангелы были орлами, и однажды она сказала мне, написав объяснительную записку по поводу моего шестидневного отсутствия в школе (я получил сотрясение мозга, боксируя под чужой фамилией, потому что никто бы не заплатил ни цента, чтобы посмотреть, как дерется мальчишка с фамилией Хемингуэй):
— Эрни, обещай мне делать только то, чего тебе действительно хочется. Всегда так поступай. Я уже стара, и я всегда старалась быть хорошей женой твоему деду, а ты сам знаешь, как с ним подчас трудно. Но я хочу, чтобы ты запомнил, Эрни. Ты запомнишь, Эрни?
— Да, бабушка, я могу запомнить все, кроме тех шести раундов.
— Не в них дело. — Она покачала головой. — А теперь запоминай. В жизни я сожалею только о том, чего не сделала.
— Спасибо большое, бабушка. Я постараюсь запомнить.
80
Сестра смерть. — В США (Англии) смерть — мужского рода, поэтому в оригинале «brother death» — брат смерть.
82
...Марлен пела о «кудельках вокруг вымени». — «Мотыльки вокруг пламени» — слова из песни «Влюбляясь вновь», которую Марлен Дитрих исполняла в фильме «Голубой ангел».