— Погоди, он — кто? Синьор Ауджелло или Филиппаццо?
Комиссар похолодел при мысли, что ему придется встречать министра вместо заболевшего Мими.
— Филиппаццо, синьор комиссар, поскольку не мог нести службу из-за ноги. Синьор Ауджелло передал трубку Фацио, тот послушал и велел мне отставить ждать винтолет и срочно ехать в предместье Казуцца. Каковое…
Монтальбано понял: пока он хоть что-то уразумеет, полдня может пройти.
— Послушай, Катарелла, давай сделаем так. Сейчас я все уточню и сам тебе перезвоню минут через пять.
— А мне пока отключить мобильный?
— Отключи.
Он набрал Фацио. Тот сразу же ответил.
— Министр прибыл?
— Нет еще.
— Мне тут звонил Катарелла, вещал минут пятнадцать, я ничего не понял.
— Комиссар, я вам сейчас объясню. Дежурный принял звонок от одного крестьянина, тот хотел сообщить, что нашел у себя в поле гроб.
— С покойником или пустой?
— Я не понял. Было плохо слышно.
— А почему ты отправил туда Катареллу?
— Решил, что это пустяковое дело.
Комиссар поблагодарил Фацио и перезвонил Катарелле.
— Гроб пустой или с покойником?
— Синьор комиссар, у вышеозначенного гроба имеется крышка, и она лежит на нем сверху, так что, следовательно, содержимое данного гроба недоступно для осмотра.
— То есть ты ее не снимал?
— Никак нет, синьор комиссар, поскольку не было указания относительно чтобы снять крышку. Но если вы прикажете снять, я сниму. Все равно это без толку.
— Почему?
— Гроб-то не пустует.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю, поскольку крестьянин, каковой является владельцем участка, где находится вышеозначенный гроб, и какового зовут Аннибале Лококо, сын Джузеппе, а находится он тут подле меня, он-то как раз крышку приподнимал и видел, что гроб занят.
— Кем занят?
— Трупом покойничка, синьор комиссар.
Выходит, дело-то вовсе не пустяковое, как полагал Фацио.
— Ладно, жди, скоро буду.
Чертыхаясь, сел в машину и двинулся в путь.
Гроб был из самых простых, для бедняков, деревянный, даже лаком не покрыт.
Из-под сдвинутой крышки торчал белый лоскут.
Монтальбано наклонился и присмотрелся. Взялся за ткань указательным и большим пальцем правой руки и потянул. Показался вышитый вензель с переплетенными буквами Б и А.
Аннибале Лококо, сухопарый, дочерна загоревший, лет пятидесяти, сидел у изножья гроба с ружьем на плече, дымя тосканской сигарой.
В шаге от него навытяжку стоял Катарелла, от выпавшей ему чести — проводить расследование вместе с самим комиссаром! — он напрочь лишился дара речи.
Вокруг — унылый пейзаж: камней больше, чем земли, редкие чахлые деревца, страдающие от тысячелетнего безводья, торчащие пучками высоченные метелки дикого сорго. В километре виднелась одинокая лачуга — возможно, она-то и дала название предместью [2].
Недалеко от гроба, в пыли, которая когда-то была землей, четко виднелись следы покрышек грузовика и двух пар мужских ботинок.
— Это ваша земля? — спросил Монтальбано у Лококо.
— Земля? Какая земля? — удивленно отозвался Лококо.
— Та, где мы находимся.
— Ах, эта. По-вашему, это земля?
— Что тут растет?
Прежде чем ответить, крестьянин снова посмотрел на комиссара, снял кепку, поскреб в затылке, вынул изо рта сигару, презрительно сплюнул и снова сунул сигару в рот.
— Ничего. Что тут вырастишь? Ни хрена ж не взойдет. Как есть проклятая земля. Я сюда охотиться приезжаю. Зайцев тут тьма.
— Гроб обнаружили вы?
— Ага.
— Когда?
— Утром, время было полседьмого. И сразу позвонил вам с мобильного.
— А вчера вечером вы сюда заезжали?
— Нет, я тут дня три не был.
— Значит, вам неизвестно, когда был оставлен гроб.
— Именно.
— Вы заглянули внутрь?
— Конечно. А вы бы не стали? Любопытство разобрало. Вижу, крышка не привинчена, ну и приподнял. Там труп, в саван спеленут.
— А признайтесь, вы ведь отвернули саван, чтобы увидеть лицо?
— Ага.
— Мужчина или женщина?
— Мужчина.
— Узнали?
— Никогда прежде не видал.
— Можете предположить, по какой причине его оставили у вас в поле?
— Будь мне такое под силу, я бы романы писал.
Похоже, говорит искренне.
— Хорошо. Прошу вас встать. Катарелла, подними крышку.
Катарелла опустился на колени рядом с гробом и слегка приподнял крышку. Резко отвернулся, сморщившись.
— Ям фетет [3], — обратился он к комиссару.
Монтальбано в ужасе отпрянул. Так это правда! Он не ослышался! Катарелла говорит на латыни!