— Что ты сказал?
— Я говорю, воняет уже.
Ну нет! На этот раз он все отлично расслышал! Ошибки быть не может.
— Да ты меня за дурака держишь! — взревел комиссар, сам чуть не оглохнув от звука собственного голоса.
Вдали отозвалась лаем собака.
Катарелла бросил крышку и выпрямился, красный как рак.
— Я? Вас? Да как вы могли такое удумать? Чтоб я, да чтоб такое себе позволил…
Не в силах продолжать, он обхватил голову руками и в отчаянии заголосил:
— О, ме мизерум! О, ме инфелицем! [4]
У Монтальбано потемнело в глазах, вне себя он бросился на Катареллу, схватил за горло и стал трясти, словно грушевое дерево со спелыми плодами.
— Мала темпора куррунт! [5] — философски заметил Лококо, дымя сигарой.
Монтальбано остолбенел.
Теперь и Лококо решил побаловаться латынью? Неужто комиссар перенесся назад во времени и не заметил этого? А почему тогда все одеты по-современному? Ни тебе туники, ни тебе тоги?
С грохотом упала крышка. Из гроба медленно поднимался покойник в саване.
— Монтальбано, где ваше уважение к усопшим?! — гневно возопил труп, снимая покровы с лица.
Батюшки, да это же сам «господин начальник» Бонетти-Альдериги!
Монтальбано долго лежал, размышляя о приснившемся. Сон запал ему в душу.
Не потому, что покойником оказался Бонетти-Альдериги, и не потому, что Катарелла и Лококо болтали на латыни, а потому, что сон был предательски похож на явь, а последовательность событий в нем строго соответствовала логике. Каждая деталь, каждая мелочь лишь усиливали ощущение реальности происходящего, когда граница между сном и явью становится слишком тонкой, практически неуловимой. Хорошо еще, конец получился фантастическим, а то сон мог оказаться одним из таких, что вспоминаешь спустя некоторое время и не можешь сказать, приснилось тебе все это или произошло в действительности.
Все, что ему приснилось, не имело с действительностью ничего общего, включая визит министра.
И наступивший день был, увы, не выходным, а рабочим. Как и все остальные.
Комиссар встал и открыл окно.
Небо было еще голубым, но со стороны моря уже меняло цвет, зарастая наплывавшей пеленой плотных облаков.
Только он вышел из душа, как зазвонил телефон. Снял трубку, с мокрого тела на пол капала вода. Звонил Фацио.
— Комиссар, простите за беспокойство, но…
— Я слушаю.
— Звонил начальник. Поступило срочное сообщение. Речь о министре внутренних дел.
— Разве он не на Лампедузе?
— Да, но вроде как решил посетить временный пункт размещения мигрантов в Вигате. Прибудет через пару часов на вертолете.
— Черт бы его забрал!
— Погодите. Начальник распорядился, чтобы весь комиссариат прибыл в распоряжение замминистра Синьорино, он будет здесь через пятнадцать минут. Я звоню вас предупредить.
Монтальбано с облегчением вздохнул.
— Спасибо.
— Вы, конечно же, являться не планировали.
— В точку.
— Что мне передать Синьорино?
— Что я дико извиняюсь, с гриппом дома валяюсь. Животом маемся, нижайше просим кланяться. А когда министр уедет, позвони мне в Маринеллу.
Так значит, визит министра случится наяву!
Неужели сон был вещий? Но если так, значит ли, что «господин начальник» вскоре очутится в гробу?
Нет, это простое совпадение. Продолжения не будет. Особенно потому, что, если вдуматься, даже представить невозможно, чтобы Катарелла заговорил на латыни.
Снова зазвонил телефон.
— Алло?
— Простите, я ошиблась номером, — произнес женский голос.
Повесили трубку.
Неужели Ливия? Почему сказала, что ошиблась номером? Набрал ей.
— Что на тебя нашло?
— Почему ты спрашиваешь?
— Звонишь мне домой, я снимаю трубку, а ты говоришь, что ошиблась номером!
— А, так это был ты!
— Ну конечно я!
— Просто я была настолько уверена, что не застану тебя дома, что… Кстати, а почему ты до сих пор в Маринелле? Заболел?
— Я совершенно здоров! И не увиливай!
— Ты о чем?
— Не узнала меня по голосу! По-твоему, нормально, спустя столько лет…
— Тяжкое бремя, да?
— Какое бремя?
— Годы, что мы провели вместе.
В общем, дело кончилось разборкой минут на пятнадцать или дольше.
Еще полчаса слонялся по дому в трусах. Потом явилась Аделина, увидела его и перепугалась.
— Пресвятая Дева, что с вами? Неужто приболели?
— Аделина, и ты туда же? Не беспокойся, я отлично себя чувствую. И знаешь что? Сегодня пообедаю дома. Что ты мне приготовишь?